Юлия Патронникова
3 ноября в кафе «Ладья» прошла презентация книги стихов Пьера Паоло Пазолини. Только это не совсем обычный поэтический сборник. Дело в том, что в 1963 году Пазолини, к тому моменту не только известный поэт и
Книга вышла несколько месяцев назад, но для её презентации организаторы выбрали первые дни ноября, на которые приходится знаковая дата. Ровно пятьдесят лет назад в ночь на 2 ноября Пьер Паоло Пазолини был убит на пустынном гидродроме в Остии недалеко от Рима. Поэтому представление книги стало ещё и вечером памяти великого итальянского поэта, писателя и режиссёра.
Встречу открыло выступление Мильды Соколовой, переводчицы скандально известной биографии «Пазолини. Умереть за идеи» Роберто Карнеро (изданной в 2024 году, той самой, где чернилами вымарано около двадцати процентов книги). Она говорила и о раннем творчестве Пазолини, ставшего поэтическим голосом фриульских крестьян, искренне и бесповоротно влюбившегося в их диалект ( «Стихи в Казарсе», «Где моя родина», «Лучшее из молодости»), и о Пазолини в Риме, где он сделался певцом люмпенов с городских окраин. Последним писатель посвятил множество прозаических набросков, эскизов и рассказов, которые в итоге привели к его первым опубликованным романам ( «Шпана», «Жестокая жизнь») и первым фильмам ( «Аккаттоне», «Мама Рома»). Впоследствии Пазолини разочаровался в римской «шпане» — она, по его мысли, тоже превращалась в «резерв мелкой буржуазии» — но он до конца жизни искренне сочувствовал, жалел и воспевал самых бедных и отверженных, всех тех, кто по разным причинам исключён из «благопристойного» общества. Таков образ
Переводчица и один из ведущих специалистов по итальянской литературе Анна Ямпольская сфокусировалась на присутствии Пазолини в отечественной традиции в целом. В своей статье в журнале «Studia Litterarum» она уже подробно показала, как и что именно говорилось о творчестве Пазолини в советское время на страницах «Иностранной литературы». О Пазолини говорили, и говорили немало, с конца
Первая, написанная Цецилией Кин ( «Пазолини, студенты и полиция»), вышла в 1968 году по горячим следам дискуссии, развернувшейся в Италии в связи с выходом стихотворения Пазолини «Компартия — молодёжи!». В посвящённом столкновению студентов и полицейских тексте Пазолини сочувствует последним, потому что это они «дети бедняков», и провоцирует первых, говоря, что у них «лица папенькиных сынков», и всё, что они делают, является «прерогативой мелкой буржуазии» (перевод Кирилла Медведева). Разбирая строчку за строчкой этот текст «невнятной» пазолиниевской провокации, Кин выносит свой вердикт: «И хотя Пазолини, без сомнения, причисляет себя к тем деятелям культуры, которые стоят на позициях impegno, то есть определённых моральных и гражданских обязательств художника, это
Вторую статью ( «Метаморфозы Пазолини») в начале 1975 года написала семейная пара Георгия и Аглаи Богемских (Богемский был известным советским киноведом). В ней целью авторов тоже стали «последние высказывания Пазолини, вызвавшие в итальянской печати острую полемику». Вслед за итальянскими критиками Богемские разбирают «трагические заблуждения» и «идеологические колебания» Пазолини: «иррационализм, пронизывающий его взгляды», наивную «ностальгию по прошлому» (тут, конечно, процитирована пародия Эдоардо Сангвинети на «ламентации» Пазолини), «реакционные фантазии», «антиисторизм», «неверие в силы рабочего класса» и пр. Учитывая такое отношение к «безответственной и путаной позиции» Пазолини, как пишут авторы, «претерпевшего за последние годы слишком много метаморфоз и сохранившего неизменным лишь далеко не самое лучшее, что у него было — трагическое ощущение мира и неверие в здоровые, активные силы, стремящиеся к его обновлению», не удивительно, что о смерти итальянского писателя осенью того же года в «Иностранной литературе» даже не упомянули.
Почему так мало переводили Пазолини в советское время? Анна Ямпольская предположила, что, вероятно, ему просто не повезло с переводчиками: не нашлось никого, кто был бы настолько увлечён и очарован им, чтобы продвигать его тексты, предлагать переводы журналам. В конце советского времени ситуация начала меняться. Большим прорывом до сих пор остаётся сборник переводов «Пазолини
Разговор о рецепции творчества Пазолини продолжила Татьяна Быстрова, переводчица и специалист по современной итальянской литературе. Для упомянутого «литературного гида“ она перевела несколько книжных рецензий Пазолини, выбранных с учётом интересов русского читателя. В номер вошли переводы рецензий Пазолини на русских авторов —» «Преступление и наказание“ Фёдора Достоевского“, где итальянский писатель смотрит на известный роман с непривычного, фрейдистского, ракурса,» «Мелкий бес“ Фёдора Сологуба», а также текст «О некоторых классиках», в котором среди прочего речь идёт о «Мёртвых душах» Николая Гоголя и романах и рассказах Александра Пушкина. В завершении своего выступления Татьяна Быстрова также отметила, что перевела сборник очерков Пазолини «Лютеранские письма», написанных им для изданий «Коррьере делла Сера» и «Иль Мондо» в последний год жизни. Однако данный перевод ещё ждёт своего издателя.
Поэтому, если вернуться к теме встречи, уже сам факт публикации придаёт особую значимость книге «Ярость». Ещё одна грань гения Пазолини стала доступна для читателя, пока не до конца представляющего себе масштаб его творческой личности.
Книгу, как и фильм, открывают слова Пазолини: «Почему нашей жизнью правят недовольство, тоска, страх войны и сама война? Чтобы ответить на эти вопросы, я и создал этот фильм, не придерживаясь ни хронологии, ни
В фильме звучит важное для Пазолини понятие «Новой Предыстории» (Nuova Preistoria), под которым он понимал современный «период дикости и запустения» (Энцо Сичилиано). «Когда классический мир иссякнет — когда все крестьяне и все ремесленники умрут — когда промышленный цикл производства и потребления будет неостановим — тогда наша история закончится. В этих криках, в этом шуме, <…> в этих механизмах <…> начинается новая Предыстория» ( «Выборы Айка»). Этой «предыстории» неокапитализма Пазолини противопоставлял «предысторию» «архаических», чистых, невинных, живых культур «Третьего мира», которые, как ему представлялось, пока ещё не полностью затронуты процессами модернизации.
В книге нет никакой справочной информации ни о фильме, ни о Пазолини, что ещё раз подчёркивает вневременную ценность предлагаемых фрагментов: «Оторванные от новостной повестки
Наконец слово взяла переводчица книги Ольга Соколова. Она подчеркнула масштаб и многогранность творчества Пазолини, по оценке Умберто Эко, и вовсе повлиявшего на философию XX века (речь идёт о пазолиниевской идее поэтического кино, предвосхитившей, в частности, понимание кинематографа Жилем Делёзом как особого инструмента для формирования новой философии с феноменологическим и экзистенциалистским подходами). В представленной же книге особого внимания заслуживает сложный монтажный принцип самого проекта «Ярость», а также полижанровая форма поэтических фрагментов. Для чтения она выбрала два очень сильных стихотворения, фактически открывающих фильм: «Последние
Вечер завершило выступление Алексея
Голубоглазый Али,
сын одного из сынов,
прибудет из Алжира, на парусных
и гребных кораблях. С ним будут
тысячи людей с телами
и очами бедняков,
отцовских псов
<…>
следуя за своим
Голубоглазым Али — они выйдут
чтобы научить буржуазию
радости свободы —
чтобы научить христиан
радости смерти —
они разрушат Рим
и на его руинах
они посеют семя
Древней Истории.
13.12.2025, 58 просмотров.
