Апрельский вечер цикла «Метаморфозы: Беседы с переводчиками» — долгожданное и замечательное мероприятие, приуроченное к празднованию столетия немецкого экспрессионизма. Гостем вечера стала Татьяна Баскакова, переводчик, составитель специального номера журнала «Иностранная Литература» (2011, № 4), целиком посвященного этому событию.
Только что вышедший номер был представлен многочисленной собравшейся публике: сегодняшний интерес к литературному и живописному экспрессионизму кажется предсказуемым – в хорошем смысле слова – явлением. Этот художественный язык, повлиявший на последующее развитие искусства в ХХ веке, до недавнего времени оказывался на периферии «культурного внимания» общественности, скрываясь за скромными стереотипными представлениями, несмотря даже на немалый вклад в изучение этого сложного явления со стороны российских учёных (см. например, замечательную статью Н. Пестовой «Экспрессионизм и „абсолютная метафора“»: http://avantgarde.narod.ru/beitraege/ed/np_metafora.htm).
Вечер открыл ведущий цикла «Метаморфозы» Алёша Прокопьев, автор множества стихотворных переводов поэтов-экспрессионистов, в том числе и вышедших в специальном номере журнала. Его переводы Георга Тракля, Готфрида Бенна, Георга Гейма наряду с многими другими были высоко оценены жюри премии Андрея Белого, присудившим ему Специальную премию за переводы в 2010 году.
Разговор о литературе экспрессионизма начался с поэзии Альфреда Лихтейнштейна. Публикация стихотворения Лихтенштейна «Сумерки» (наряду с «Концом света» Якоба ван Ходдиса), как полагал Готфрид Бенн, — отправная точка поэзии экспрессионизма. Прозвучали фрагменты новеллы под названием «Кафе Клёцка» (в переводе Т. Баскаковой), где автор под вымышленными именами изобразил ряд ключевых персонажей экспрессионистского движения.
Стихотворения Пауля Больдта, позволили почувствовать «гибкость» поэтики экспрессионизма – индивидуальная тональность, присущая каждому автору, существует в некоем коммуникативном поле специфического подхода к реальности и искусству, к топосам города, воды, обнажённого тела. Смена этих тональностей ощутима и при чтении различных текстов на языке оригинала – даже для не владеющего немецким слушателя. Примечательна в этом смысле и проза Альфреда Дёблина, прочитанная Татьяной Баскаковой (следует упомянуть, что недавно вышел в издательстве Ивана Лимбаха роман Дёблина «Горы моря и гиганты» в её переводе): фрагменты из рассказа «Убийство одуванчика» и «Футуристической словесной техники», открытого обращения к Ф. Т. Маринетти.
Впрочем, разговор не ограничивался литературой. С небольшой речью выступил Юрий Годованец, совместно с Алёшей Прокопьевым написавший статью для этого выпуска «Иностранной литературы» о художнице Марианне Верёвкиной. Значимость её творчества в общем поле экспрессионизма трудно переоценить, однако известность и признание в России художница обретает только сейчас, на наших глазах, — главным образом после её выставки в Третьяковской галерее, прошедшей с успехом осенью 2010-го года.
Публика также имела возможность ознакомиться с двумя переводами стихотворения Готфрида Бенна «Остров Палау»: первый, опубликованный в журнале, принадлежит Алексею Рашбе, второй – выполнен и прочитан Святославом Городецким.
Завершился вечер чтением стихотворений и прозы Аугуста Штрамма (проза – в переводе Анатолия Егоршева). Некоторые его тексты также прозвучали на языке оригинала, что представляется весьма важным для понимания фонетической и ритмической работы с языком этого выдающегося автора.
Вот что пишет Татьяна Баскакова о Штрамме, предваряя его публикацию в журнале: «Трудно адекватно передать в русских переводах суть его поэтического новаторства. Он показал, как можно повысить вес отдельного слова, о чём говорит в своём эссе о поэзии Лотар Шрейер. Показал, что помимо обычной грамматики есть и грамматика чувств. Введенные им рубленные фразы могут использоваться для передачи повышенного внутреннего напряжения, как потом и использовал их Альфред Дёблин, сказавший в 1915 году, на вечере памяти Штрамма: „Я не знаю никого, кто бы так властно, причем не играя и не дурачась, обходился с немецким языком – умея подчинить его своей воле, вместо того чтобы подчиняться ему. Никто другой в литературе так радикально экспрессионизм не развил: Штрамм обтачивал, строгал, сверлил язык до тех пор, пока не приспосабливал к своим нуждам… Все его произведения… по-пуритански правдивы и бескомпромиссны“. Штрамм также продемонстрировал, что немецкий язык таит в себе огромные возможности словотворчества: что можно, например, превращать любые существительные в глаголы, а глаголы – в существительные. Все это делалось немецкими писателями и раньше, но далеко не в таких масштабах, не с такой внутренней свободой. Неслучайно крупный прозаик-экспериментатор следующего поколения, Арно Шмидт, всегда ценивший прозу выше поэзии, тем не менее главным своим учителем считал именно Аугуста Штрамма.
Профессор Вальтер Гёдден, организатор выставки „Аугуст Штрамм – тексты“, состоявшейся в 2005 году в Музее литературы Вестфалии (Ольде-Штромберг), сказал об этом поэте: „Он был для немецкой литературы тем же, чем Василий Кандинский для живописи и Арнольд Шёнберг для музыки: изобретателем абстракционизма“.
Александра Володина
29.06.2011, 4930 просмотров.
