Лицом к лицу лица не увидать…
5 июля в Музее Серебряного века прошел вечер Ван Цзясиня. Автор семи поэтических книг, переводчик Целана и Лорки, профессор Народного университета в Пекине.
Китайский поэт в Москве – большая редкость. Китайский поэт вне китайского контекста в музее русской литературы – редкость еще большая.
По-прежнему, несмотря на глобализацию, на поворот к Востоку, на все крепнущую российско-китайскую дружбу и прочие обстоятельства, мы воспринимаем китайскую литературу в духе chinoiserie, экзотики, красивой и интересной, но далекой и непонятной. Стереотипы восприятия постепенно меняются, отношения с китайской поэзией будут перестраиваться, о чем свидетельствовала и прошедшая встреча.
Выступление китайского гостя было подготовлено «Культурной Инициативой» совместно с проектом «стихо(т)ворье». Юлия Дрейзис, придумавшая и курирующая этот проект, на вечере была не только организатором, автором поэтических переводов с китайского, но и синхронным переводчиком.
Путешествие Вана в Москву стало продолжением дороги в Россию, которую он начал более 25 лет назад, уходя в чтение русской литературы от сложных и драматических событий, развернувшихся в Китае после Культурной революции. Ван обращается к русским поэтам Серебряного века, а также к Мандельштаму, Цветаевой, Пастернаку, проецируя опыт русской поэзии 30-х на ситуацию конца 80-х годов в Китае.
Читая стихи Вана, мы все время удивляемся – Пушкин, Ахматова, Бродский, Лосев, Тарковский… Как прочесть и услышать их в китайском контексте? Они возвращаются к нам остраненные через перевод с русского на китайский, преобразованные китайской традицией и переведенные обратно на русский. Перевод и перенос их в чужой и неожиданный контекст высвечивает схождения, о которых узнает редкий русский читатель поэзии. Ван создает поэтическое пространство, где встречаются его любимые поэты, во взаимном наложении цитат сближаются Пастернак и Ли Шанъинь (813—858).
Узнаваемая для русского читателя, но вряд ли известная многим читателям китайской поэзии цитата: «Свеча горела на столе, / Свеча горела» и другая симметрично устроенная: «Лишь когда свеча обращается в пепел, слёзы её высыхают», сплетаясь, образуют претекст «Варыкинской баллады»:
свеча горит,
в зиме поэт слагает;
россия истомилась,
другая вьюга
становится на отдых на острие его пера;
тишайшей ночью,
кто ещё не спит,
кто изумлён страданий мира красотой
мгновением его покоя;
возможно, ты счастлив –
судьба отняла всё, но
сосновый стол оставила тебе,
того довольно.
Изобилие русских аллюзий делает стихи Вана легкими для нас: узнали Ахматову с Цветаевой, и вроде бы все ясно. На обороте «русификации» этих текстов – приближение к нам всего остального, что есть в его поэзии. Китайские образы легко воспринимать в русском контексте, отчего все кажется более узнаваемым и понятным.
если тебе придётся гулять по сельским дорогам пекина
ты часто встретишь овечьи отары
овцы в полях рассыпаны, как нерастаявший снег
как разбухшие цветом бутоны
или сбиваются в кучу переходят дорогу, под крики
катятся в пылью летящий арык
Вечер Вана для слушателей оказался путешествием в Россию, в Серебряный век, в классику. Там, где мы могли ожидать развлекательной экзотики, оказались вполне серьезные вопросы. Как выглядит чужая поэзия? Как мы относимся к традиции? Как кочует поэзия из страны в страну? Что нового нам дает взгляд со стороны? Сколь разнообразны механизмы перевода и переноса из одной культуры в другую?
В поисках ответов и других, не менее важных вопросов продолжим читать проект «стихо(т)ворье».
Светлана Бочавер
28.08.2016, 4957 просмотров.
