Не плотники
Под одной обложкой собраны портретные очерки о литературных критиках восьмидесятых – двухтысячных годов и проблемные статьи о критике и литературной журналистике. Первая часть – переиздание очерков, составивших книгу «Критика – это критики» 1988 года, вторая собрала статьи и портреты, публиковавшиеся в «Знамени» в начале девяностых (ранее изданы в книге «Перемена участи») и в 2003 – 2014 годах.
20 января в Музее Серебряного века выступили герои обеих частей: очерки восьмидесятых олицетворяли Л. Аннинский, В. Новиков, А. Турков, очерки двухтысячных – П. Басинский, И. Роднянская, А. Немзер, Д. Бак, А. Пустовая.
Автор подчеркнул, что очерки восьмидесятых годов публикуются без изменений, вплоть до выражений типа «русская советская критика» и откликов героев, собранных «Литературным обозрением» по выходе первого издания.
За откликами на портреты новейшего времени Сергей Иванович обращался к героям сам. На вечере он с видимым пониманием отозвался о тех, кто прокомментировать очерк о себе отказался: «Каково увидеть себя в зеркале, да еще и кривоватом. Я же художник слова. Я же трансформировал».
Измерение художественного начала в критике было одним из сквозных сюжетов презентации. Так, Андрей Немзер признался, что ему «нравится такая антиномия: когда человек хорошо пишет – он критик, когда плохо – литературовед». Владимир Новиков отметил, что «литературоведов тысячи, критиков – единицы» и что литературовед против критика все равно что «плотник против столяра». И иронично отозвался о типичном, по его мнению, молодом критике, который «хочет утвердиться в качестве стихотворца, а быть поэтом в критике не хочет», и «вместо того, чтобы у него статьи были похожи на стихи, у него стихи похожи на статьи». На призыв Новикова писать «ярко, парадоксально» живо отреагировала с места Мария Ремизова, предположив, что лучше сказать так: «не можете писать ярко – не пишите».
Яркость высказывания ( «не доказательность, а убедительность и убежденность», «не аргументация, но артистизм», как это было сформулировано Чуприниным в очерке об И. Роднянской) на презентации была названа и главным критерием выбора героев для цикла портретов.
«Я писал о том, кого я считал ярко талантливым человеком», – пояснил автор книги. Уточнив, однако, что выбор был продиктован и возможностями интерпретации: «Кого-то я не поймал». Так, Сергей Иванович заявил, что, хотя очень уважает критика Аллу Марченко, подступиться к ней не смог: «Я не могу понять ее характера. Она неожиданная. А я ценю возможность догадаться, понять, каково будет развитие критика».
В свете выбранного критерия отбора и сама литература понята автором книги как «спектакль», где у всякого явления своя роль – «либо ее нет, и тогда уже не так интересно». Чупринин вспомнил, что среди героев восьмидесятых годов наблюдалось совпадение амплуа: например, «профессора в газете, профессора в журнале». «Я написал о Бочарове – и не написал о Белой Галине Андреевне. Анатолий Георгиевич мне показался ярче».
Ирина Роднянская обратила внимание на стилистические особенности самого автора: «Книга удивительна тем, что в ней нет ни грамма апологетики. На каждую фигуру накинута легчайшая сеть юмора, снимающая всякое однозначное приятие этой фигуры. Мне кажется, это может сделать только Сергей Иванович». Роднянская отметила, что очерки вызывают непосредственную читательскую реакцию: «подскакиваешь, смеешься, когда читаешь», и предложила посмотреть на книгу именно с этой стороны: «а то мы анализируем, анализируем, а она не такая».
Самому Сергею Ивановичу оказалась важной трансформация формы, отраженная в книге: «Шестьсот пять страниц как одна копеечка. Тогда я писал длинно, теперь пишу коротко. Максимум пол-листа. „Склифософский“, – говорил я себе, а потом говорить перестал, потому что длинные тексты у меня перестали получаться».
Ольга Балла по-своему поняла высказанное автором предпочтение яркости и определенности критического письма: «Он выбирает того, кто его лично
«Болевое» направление разговора поддержал Дмитрий Бак, откликнувшийся на шутливую реплику Чупринина: «Значит, еще поживем?» – симптоматичной репликой: «Нет, не поживем». Автор книги косвенно поддержал такой прогноз, когда высказал мнение, что «время расцвета критики» осталось в «поздних семидесятых – ранних восьмидесятых», времени «тухлом и гадком», но придававшем литературным поискам судьбоносное значение.
На правах директора Литературного музея Дмитрий Бак предложил героям Чупринина оставить автографы на экземпляре книги, предназначенном отныне к хранению. Отказалась Наталья Иванова, за которую вступилась Ирина Роднянская, выразив сожаление о том, что герои очерков восьмидесятых годов не представлены в книге в полный рост, не даны сведения об их новейших трудах и достижениях, отчего они предстают «скелетиком юного Чапаева». Метафора была заимствована из выступления Владимира Новикова, который, со своей стороны, даже порадовался, что для читателей книги он остается «героем образца 1988 года» – «я там очень молод, и свеж, и влюблен».
Роднянская предположила, что постскриптум к первой части книги надо бы дописать. А Андрей Турков высказал пожелание, чтобы и цикл портретов был дополнен –Сергеем Ивановичем или теми, кого вдохновит его опыт.
Сам создатель портретной галереи критиков, впрочем, сказал, что «эта книжка уже от меня отошла»: «Сейчас я пишу, дописываю то, что я назвал фейсбучным романом и что можно прочесть в „Знамени“, а многие читали еще и в Фейсбуке».
Замысел «фейсбучного романа» с идеей критических портретов в одном все-таки соприкасается: Сергей Чупринин подчеркнул, что ему «не интересно писать о том, о чем пишут все другие». Потому-то на рубеже семидесятых-восьмидесятых он «взялся за очерки о товарищах» по критическому цеху, но сейчас, к примеру, не стал бы отзываться на прилепинскую «Обитель»: «я знаю, что моя рецензия будет шестнадцатой или шестьдесят восьмой в списке из пятьсот сорока семи».
Да и сама книга «Критика – это критики» побуждает к трансформации аналитического жанра в художественный, к тому, чтобы перетянуть внимание читателя с очередной новинки – на того, кто ее осмысляет. Недаром в начале вечера Чупринин рассказал поучительный анекдот о Льве Аннинском. Один читатель терпеть не мог какого-то писателя, но прочел статью Аннинского и мнение переменил: «Я теперь всегда этого писателя читать буду. Лев Александрович, вы опять победили!» – «Нет, я не победил, – возразил Аннинский. – Я проиграл. Я ведь хотел, чтобы вы с тех пор читали меня».
Валерия Пустовая
Презентация,
Музей Серебряного века
24.02.2015, 5877 просмотров.
