Продолжая заложенную в прошлом году традицию, мы берем на себя смелость оторвать вас друзья, на несколько минут от череды новогодних застолий, что само по себе, на наш взгляд, полезное дело.
Предлагаем вам порцию каникулярного чтения из редакционных запасов ушедшего года и благодарим наших авторов и читателей за терпение и живой интерес.
Переводить прозу как стихи
Если однажды зимней ночью (учитывая, что продолжительность светлого времени суток в декабре в наших широтах исчезающее мала) прохожий, усталый от холодов, пронизывающего ветра и кусачих взглядов автомобилей и окон, зажженных по обе стороны Садового кольца, хотя в его лицо заглядывают только те из них, что расположены на дальней стороне, если прохожий, который отчасти перебегает, отчасти перелетает заледеневшие лужи, хлопая полами пуховика, как мотылек крыльями, если однажды продрогший прохожий решит прервать бег и завернуть в одно из тех призрачных заведений, что открываются, только чтобы исчезнуть через несколько сезонов, сменившись
Согревшись уже в холле бара с громким названием Виндзор, куда, в том числе, после кончины Билингвы переехали литературные встречи «Культурной Инициативы», мы, перейдя от третьего лица к более теплому первому, повернем от входа направо, спустимся по узкой деревянной лестнице и окажемся на вечере из цикла «Метаморфозы», который проводит Алеша Прокопьев. Под низким сводчатым потолком, роднящим зал с фамильным погребом, между рядами кресел, волчьим полукругом подбирающихся к дальнему углу, бегают, разнося гостям воду и водку, монтипайтоновские официанты в черных фартуках, обернутых поверх белых пижамных брюк. В фокусе внимания немногочисленной аудитории, под портретами, очевидно, семьи Виндзоров, Сергей Борисович Ильин читает свои тексты. В этом году исполнилось тридцать лет его первому детищу – переводу «Пнина» Владимира Набокова, с тех пор к первенцу присоединились остальной англоязычный Набоков, «язычник, гедонист и циник» рубежа XIX-ХХ века Норман Дуглас и живущий через сотню лет после него Стивен Фрай, героические истории о короле Артуре и самое смешное переложение хоббита… Подходящая компания, чтобы коротать зимний вечер в погребе виндзорского бара!
Девушка в кресле передо мной касается чувствительной поверхности айпада, умножая сущности, но не увеличивая звучности – в баре шумно, вечерние посетители, пьяницы нежные с бульваров и улиц, курят и разговаривают, не обращая внимания на человека, читающего перевод новейшей истории персонажа, который в поисках своего автора через две недели после смерти последнего отправился на кладбище и с помощью лопаты, киркомотыги и ваги раскапывает его могилу, чтобы обнаружить, что «никакого Владимира Владимировича там не было». Впрочем, эта история, с лопатой, киркомотыгой и вагой, на вечере не прозвучала, я раскопала её на следующий день в интернете. Чтобы не спойлить читателю радость интернет-охоты, не буду раскрывать подлинное имя сочинителя романа, подписанного Чарльзом Кинботом – читатель, разумеется, помнит его, уже послужившего однажды нашему автору в качестве имени беглого короля сгинувшей в революции страны, который стал преподавателем литературы в колледже и исследователем творчества одного поэта.
В главе, которую мы услышали на вечере, речь шла о расследовании, предпринятом названным персонажем, и приоткрывающем подлинную историю его автора, покинувшего родину после случившейся там революции, ставшего преподавателем литературы в колледже и написавшего историю короля-беженца, за которым охотятся контрразведчики его бывшей страны. В этом расследовании, сочиненном под очевидным влиянием стиля его автора, пересматриваются обстоятельства жизни последнего (стоп! кто тут был первым и кто стал последним?) – смерть его отца, многочисленные переезды и, наконец, сама гибель (о, где твое жало!), настигшая его в отравленном пузырьке контрразведчиков, охотившихся за ним в течение нескольких десятилетий и наконец настигших на берегу тихого швейцарского озера.
Добавим прозвучавшую на вечере историю мистификации, на которую повелись сонмы любителей творчества знаменитого писателя: о рождении в Париже в далеком предвоенном году его незаконнорожденного сына; он, в свою очередь, стал писателем и даже получил гонкуровскую премию, а затем заказал частному детективу расследование обстоятельств своего появления на свет, которое открыло ему тайну происхождения от знаменитого писателя, к каковой тайне парижский писатель отнесся с полным равнодушием, в отличие от поклонников творчества его отца, сошедших с ума на один долгий первоапрельский день, пока автор мистификации, разумеется – тот же создатель новейшего Чарльза Кинбота – не поздравил их с праздником.
К удовольствию слушателей, так или иначе соприкасающихся с высшей школой, Сергей Ильин продолжил чтение рассказом Вуди Аллена «Весенний бюллетень». Назначение брошюры, обнаруженной персонажем Вуди Аллена в почтовом ящике, зазывать будущих студентов в колледж. С темами нескольких дисциплин, которые им предлагается изучать, полагаю, будет нелишне ознакомиться не только российским преподавателям, но и творческим сотрудникам министерства образования, сетующим на отставание в индексных показателях от университетов Запада.
Итак, несколько дисциплин: «Познаваемо ли знание. Если нет, то откуда мы это знаем?», «Категорический императив и шесть способов заставить его работать на себя», «Йейтс и гигиена, сравнительное исследование: поэзия Уильяма Баттлера Йетса анализируется на фоне правильного ухода за коренными зубами. (Курс предназначается для ограниченного числа студентов)», «Критика чистого ужаса», «Эсхатологическая диалектика как средство избавления от опоясывающего лишая», «Космос по пяти долларов в день». Впрочем, кажется, я отвлеклась: последние темы – из другого рассказа Вуди Аллена, «Моя философия». Этот текст совсем короткий, а завершается, как положено труду уважающего себя философа, притчами и афоризмами: «Мало того, что Бога нет. В выходные и водопроводчика-то не найдешь».
Окаймлением вечера стали короткие реплики о прозе и поэзии: если в начале Сергей Ильин посетовал, как трудно читать вслух прозу, то в завершение чтений, после многих вопросов и ответов, Алеша Прокопьев поделился удовольствием от чтения прозы, которая звучит как стихи: «Непрестанный альпийский плеск… безлюдных его писсуаров» (из текста Сергея Ильина о Париже).
P.
Татьяна Бонч-Осмоловская
Зимнее чтение,
Метаморфозы,
Сергей Ильин,
Виндзор Паб
03.01.2014, 6700 просмотров.
