Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

"Полюса". Катя Капович - Олег Дозморов

Каким должен быть идеальный поэтический вечер? Никого случайного в полном зале, вдоль стен приличные снаружи и внутри книги, читают один-два поэта в полном смысле этого слова… Так, по сути, и прошли «Полюса» Катя Капович – Олег Дозморов. Внутренняя полюсность была в том, что средневековые ремесленники называли «истина в деталях». Америка и Англия как топосы примерно равноудаленные от оси – России. Ассоциации и аллюзии, избавленные от нарочитой логики восприятия мира, как чего-то комбинаторного. Русская и европейская поэзия почти во всем диапазоне ее звучания как то, что спасает от самоуверенных «кочек зрения». Созерцание и сострадание. Романтизм и классицизм внутри акмеистического понимания слова. В общем, всё для того, чтобы слушающий как можно чаще вздрагивал от попаданий в своё, ближайшее. Была у меня когда-то такая мысль, скорее всего неверная, но цветастая: написать стихотворение двум поэтам в одно и то же время нельзя, т.к. рождение шедевра забирает всё поэтическое из мира. Хорошее – можно, а гениальное – увы. Если же учесть, что рождение стихотворения  ̶ мгновенный процесс, разворачиваемый потом мастером во времени, то одновремЕнность творения (причастность к вневременнОму) обретает еще один дополнительный аргумент в свою пользу.

Вот поэт (Дозморов) идет выносить мусор и вдруг от лица увиденной кошки записывает свой экзистенциальный гул и дребезг. А вот другой поэт (Капович), тоже идет выносить мусор, видит мертвую крысу возле мусорного бака и распахивает целый мир через ее мертвый зрачок. Оба стихотворения написаны так, что все время меняются местами. Получается, что полюсность этих стихотворений именно в со-бытии разных временных и пространственных реалий, сродни тому, как рыцарь пытается отмыться от ржавчины после каждого странствия, а миннезингер опять и опять превращает это в несколько строк своего творения. Более того, на вечере у меня было чувство, что именно со временем происходит что-то очень значительное: оно у поэтических посланий Капович и Дозморова то отличалось всего в несколько мгновений, то сливалось в одно целое, то растягивалось внутри слова на многие мили. Как будто сами звуки плотно ложились и в отпечатки от рифленых просветов кроссовок, и в кондовую глухоту комарилий, и в безупречную печаль инъекций чистого холода, и в мастеровое умение отличать золото от пыли в добром Амстердаме, и в стремление беречь стыд, как песню.

В процессе ответов на вопросы Олег Дозморов, как бы извиняясь перед румяными критиками, согласился на этикетку «пассеизм». Мне думается, что это временное согласие. У Ахматовой есть такой «черновик», в котором творчество говорит само и первое, что оно произносит, это слова: «Я помню всё в одно и то же время…» Память. Не просто тоска по мировой культуре, а особый род памяти о временах и людских душах.

Иван Савин, поэт первой волны эмиграции, написал стихотворение, которое заканчивается так:

                                            «…Всех убиенных помяни, Россия,

                                           Егда приидеши во царствие твое».

Борис Слуцкий. Для многих приличных гомо советикус этот поэт начинался не со стихотворений «Футбол» или «Ресторан», которые вышли в малодоступных «Тарусских страницах», а со стихотворения «Как убивали мою бабку».

У Кати Капович я знаю вот уже два стихотворения как бы совсем о том же самом

«Когда идет по улице пехота» и прозвучавшее на вечере «Все было грустно по себе само». А Олег Дозморов не просто написал полюсное, при этом на одной оси находящееся стихотворение «Дед мой, Борис Александрович…», но и поставил его как коду – последним на этом поэтическом вечере. И поэтому строки «стихи суть грехи» они о том же, о том, как говорить о пережитом без «спецэффектов и прочей пыли».

У поэзии Олега Дозморова есть одно примечательное достоинство, которое со слуха, может быть, не очень заметно. Благодаря или вопреки смерти друга, Бориса Рыжего, и явного филологического уклона его собственной биографии, его поэтике пришлось выбирать между культурно агрессивным стилем без подчеркнутого диалога с «живыми и мертвыми» и кажущейся слегка старомодной поэтикой высокого стиля, в которой постоянно присутствует эхо то Ходасевича, то Гандлевского, то Георгия Иванова, то Рыжего, то… (список имен довольно длинен и содержит и такие, которые знают только, что называется,  «специалисты с флюсом»). Лично меня радует, что он выбрал второй путь. Видимая простота просодии и отсутствие страха перед «вечными темами». Позволю себе процитировать одно не прозвучавшее на вечере стихотворение:

                             * * *

В египетском заныла голова,

а в греческом так ноги заболели,

что, милые товарищи, едва

доковылял до Рима, в самом деле.

А нечего, блин, жадничать. Иди,

Вермеера найди отдельный зальчик

и там одну картину погляди,

гордясь самим собой, культурный мальчик.

И правильно. Ведь что есть красота

и почему все на неё глазеют?

Музей она, в котором пустотa,

или поэт, гуляющий в музее?

Один из парадоксов современного искусства: перемещение артефактов в одно пространство не уменьшает, а увеличивает энтропию повседневной жизни. Но поэзия, получается, как бы и не искусство, потому что в музее ее зачастую меньше, чем в жизни. Стихи Кати Капович и Олега Дозморова – неплохое тому подтверждение, они не хотят быть музейными экспонатами, и их интересно знать наизусть как отдельными строчками, так и целиком.

 

Алексей Кубрик

БилингваПолюса 

27.08.2013, 6449 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru