Дополнительно:

Презентация антологии «Лучшие стихи 2011 года» (М, ОГИ, 2013)

На презентацию антологии «Лучшие стихи 2011 года» в Дом-музей В.Я. Брюсова я пришла с подругой Машей. С каждым новым выступающим становилась моя подруга всё мрачнее и мрачнее и, наконец, бросив на меня укоризненный взгляд, смылась с праздника, едва досидев до середины. После я её спросила: «Как же так ты меня бросила?» А она и говорит: «Не получилось у меня ничего воспринять на слух, а потом, я же знала, что там у тебя были в зале друзья». Да, точно, были, коллеги мои, поэты, а Маша стихов не пишет, и я подумала – а не была ли она единственной из всех присутствовавших, кто не пишет стихов? И вот тонкая умная Маша, то есть вожделенная наша читательница, которую на презентацию поэтического сборника занесло совершенно случайно, она ушла, а мы остались. Естественно, деликатная Маша сослалась также на то, что ей было душно, и что её раздражала назойливая фотовспышка. Конечно, конечно – говорила я себе – один человек не показатель, но мысль об ушедшей, о бросившей нас всех Маше, не давала мне покоя остальную половину вечера. Ну почему, почему нас покинули маши, когда мы все такие прекрасные и им, казалось бы, самое время броситься нам в объятия?

Удивительная вещь антология – 137 (Маша бы иронически ухмыльнулась, если бы увидела, как я старательно подсчитываю количество фамилий в оглавлении, будто от этого хоть что-нибудь зависит) поэтов, 137 голосов, сливающихся в единое существо, готовое рассказать о себе всё как есть. Правда, составитель Олег Дозморов предупреждает в предисловии, что выбирая лучшие стихи из нескольких десятков периодических изданий, не пытался быть объективным, а доверился «произволу вкуса». Подход, как я думаю, исключительно верный, ибо никакой объективности в этом деле нет, никогда не было и не может быть. Единственный вариант доступной нам объективности –это субъективность составителя, обладающего вкусом.

Дозморов сообщает нам также, что стремился собрать антологию «таким образом, чтобы её интересно было читать всю подряд, как книгу», а значит, ему тоже не чужда идея, что собранные в одном издании совершенно отдельные стихи разных авторов, обращаются в какое-то новое, говорящее о себе целое. Только знаю я эту Машу, ни за что она не будет прилежно изучать всё подряд, а будет оценивать по первым попавшимся страничкам.

И вот, книга, послушно распадаясь на две произвольные половинки где-то в районе середины, раскрывает Маше свои объятия – ну же, прыгай скорее. Прыгнет или нет? Каково же настроение, заряд и посыл у зовущего к себе существа о 137 головах? «Съешь своих героев, страна/Выпей кровь мертвецов./Чтобы голодная не текла слюна –/Закуси сыном, заешь отцом…“*1, “– Не плачь, – шептала мне мама в кино, – /никто не убит, никто не казнён»*2, «доктор привёз водку патроны саван»*3, «человек звонит по телефону, потому что не о чем говорить»*4, «Как мало воздуха и света/на родине моей, в промзоне»*5, «Много места он не занимал/и теперь лежит, как карандаш,/ маменькой положенный в пенал,/ в маленьком гробу товарищ наш»*6, «не спрашивай, почему обгорелые спички, как соловьиные кости,/ до утра белеют в пепельнице моей»*7, «ВНЕЗАПНО КРОВЬ РАСЧЛЕНЁНКА ПЕТРОВУ СРЕЗАЕТ ГОЛОВУ СЛЕТЕВШАЯ ЦЕПНАЯ ПИЛА!!!»*8, «Получив-таки своё,/ я одеваюсь,/ стараясь не глядеть/ ни на тебя, ни в зеркало»*9…

На бедную Машу изливается поток пессимизма – 137-зёвное талантище желает говорить в основном о неотвратимости смерти, о тщете жизни, о невозвратимости детства, о совокуплении без любви и сомнениях в необходимости собственного творчества. Машина душа не чужда исканий и страданий, она продолжает листать: «у них в квартире душно пахло супом/порой с уклоном к жареной хамсе\бог отдохнул на этом мишке глупом/хотя он с детства был еврей как все» – это простое и суровое, как пасмурный день, стихотворение, воспринимается легко и, может быть, оно даже будет прочитано Машей от начала до конца, и что же там, в конце? – «что репетитор из меня говно»*10. Боже мой, ну не с этим же, в самом деле, обниматься? На этом месте Маша чуть было не прекращает чтение, не потому что она неспособна оценить изливаемую на неё горечь, нет, «Я родился и вырос/в глубоко ненормальной стране»*11- да, да, и я тоже, задумывается Маша – она достаточно пережила сама и не ждёт от поэзии пошлых рифмованных пилюль. Но всё-таки Маша устала тосковать, Маша хочет жить и любить, Маша хочет знать, для чего ей даётся боль, и где искать выход из тёмной комнаты страха и отчаяния – машина душа ищет музыки.

Кажется, какие многообещающие строки: «Жизнь – не классическая симфония, где к финалу/звук нарастает мало-помалу,/рокочут литавры, духовых, особенно медных,/больше чем струнных, теперь почти незаметных»… и что же? Что ждёт Машу в конце стихотворения? «Звук прервётся – никто не заметит,/звук продлится – никто не услышит»*12.

Неправда, неправда, неправда – что-то восстаёт в Машином существе против этой безысходности, моя Машенька знает, чувствует, что в мире есть что-то ещё, и, может быть, втайне от себя самой, ждёт стихи про сияние света. И когда она, наконец, натыкается на «Будто сиянье упало, твердея,/В мягкий песок, покачнулось и встало», то она уже утомилась читать, и, ещё задумавшись о чём-то бесконечно прекрасном, ещё прокручивая в голове «Помню я синее, синее море/Облако белое светится будто,/Будто холодный сверкающий мрамор./ Мягкое так не может светиться…»*13, Маша уже закрывает книгу, увы.

Антологию пришла представлять лишь небольшая часть опубликованных в ней поэтов. Это не удивительно, ведь были охвачены журналы со всей страны (за что издателям отдельное спасибо), но общий тон выступающих соответствовал настроению сборника. Единственное прочитанное стихотворение, которое с размаху, без экивоков и двусмысленностей решилось быть жизнеутверждающим, представляло собой описание сна: герой видит себя в старости в вольтеровском кресле, за спинкой которого стоят его взрослые дочери, а также жена, нисколько не постаревшая, «потому что я так люблю её». И надо же этому стихотворению иметь такой робкий финал: «Один мой товарищ говорит/Что я ему не интересен такой,/ Ему интересен страдающий/Юра Цветков»*14, как будто автор извиняется за своё вопиющее счастье. Да Бог с ним, с товарищем, Маше-то как раз наоборот, Маша-то уже по горло сыта высокохудожественными стонами, её реальность давно вышла за пределы этих страданий, ей-то как раз подавай поэта, если и не счастливого также абсолютно, как невеста у алтаря, то хотя бы излучающего веру в возможность радости и света. И когда это будет внушительно предложено Маше, то она вернётся на наш праздник и дослушает до конца, обязательно вернётся.

Наталья Бесхлебная

1. Виталий Пуханов «Съешь своих героев страна…“ стр.174

2. Марина Бородицкая “-Не плачь, — шептала мне мама в кино…» Марина Бородицкая стр.26

3. Александр Беляков «доктор привёз водку патроны саван…» стр.23

4. Денис Безносов «различные варианты» стр.14

5. Дмитрий Мурзин «Как мало воздуха и света…» стр.151

6. Владимир Салимон «Много места он не занимал…» стр.178-179

7. Бахыт Кенжеев «Люблю хозяйничать, знаю шурупу, отвёртки и гвозди…» стр.95

8. Иван Козлов «На лесозаготовительном поприще трудится Адександр Петров…» стр.99

9. Станислав Бельский «Одноклассница», стр.20-21

10. Алексей Цветков «репетитор», стр.210-211

11. Леонид Костюков «Я родился и вырос…», стр. 106