Ночевала тучка золотая
***
всё что нас не сразу убывает
поначалу делает синее
медленно идёт голосовая
в голове становится яснее
всё что мне дано точнее выдано
серое бельё сырою стопкою
томик недочитанного идена
родина болотистая топкая
всё что бечевою перемотано
сверено с инструкцией по описи
ничего я не забуду если вот оно
как на пересылке или в хосписе
койку передвинь под угловое
застели холодное и чистое
чтобы стало легче и лучистее
прежде чем накроет с головою
***
Недобитые пешки едва тащатся завывая, они расставляют вешки, потом забивают сваи. Уже вдалеке огни и дым
силовая акция, а другие — не вытянут сбитых ног из белых, как сон пурги, и чёрных, как грязь, сапог, квадратов своих траншей, пришей им кресты на лоб, лобок им побрей от вшей.
Дальше идут слоны. Хоботы их полны будущей тишины, немоты, темноты и глины. Диагональ длины, где все перед ней равны: на башнях ладей — людей не разглядеть
с равнины. Так слепо они свистят, что поезда предместий, как кони хрипят спустя о ненависти и мести. Эта война страстей, где набранных скоростей хватит всего одной из
вытянутых мастей.
изучают молча сделанные ходы. Покуда часы роняют со Спасской свои флажки, можно двигаться в будущее, неуверенные шажки. В следующий раз сыграем в шашки,
не в поддавки.
***
сосуды простучишь и лыбишься что живы
что кафеля поверх не липнет карамель
что в липецке твоём где бабы лижут лживо
с отбеленных ланит экземой сходит хмель
мне снился банный день грядущего ашана
как преет камуфляж в дисконтах пузырей
где жжётся хороша с оттяжкой анаша на
шконках в три ряда поваленных дверей
как перечень грехов ведомый от адама
тот список кораблей раскуренных взатяг
чтоб с кладбища домой вернулась злая мама
как раз когда на дно спускается варяг
тяжёлое сукно пускай тебе заменит
всех тех небес нужней тепло и пустота
каких ещё господь подай сюда знамений
чтоб знать каких знамён мы встанем под цвета
***
в палате два в халатах двое
тупым молчаньем делят клеть
смотря в окно перед отбоем
куда уже уйти слабо им
и невозможно не смотреть
там под созвездием пунцовым
салюта гордости салат
там край лежит перелицован
куда ступали на крыльцо вы
с безумной твёрдостью салаг
куда придёт весна дощата
на эту перекись болот
на хлорку лестничных площадок
куда с небес просить пощады
пернатый спустится пилот
в таких широтах ширь которых
зовётся глубь и зыбью твердь
сигнал идёт до монитора
как медсестра по коридору
гораздо медленней чем смерть
***
говорила баба каменному гостю
мы с тобой одной холодной крови
нам на память о лишае и коросте
только мох и купорос покрыли брови
это я курган ногами попирая
тут служу страшилой на погосте
чтоб не встали те кто умирали
местные покойники и гости
мне стоять в долине волгограда
кладенец задрав до горизонта
в вечном ожидании парада
угрожая каспию и понту
мне торчать ржавеющею дурой
поступи не слыша командора
мимо сциллы и харибды ходят хмуро
медленно бредут по коридору
мёртвые славяне и арийцы
всё одно ахейцы и троянцы
небеса горят как говорится
грязным несмываемым багрянцем
я застыла полая кобыла
подле стен урода долгостроя
где тут волга города героя
где бы я была тебе сестрою
объясняет баба истукану
жалуется плачет и бранится
он бедняга тянется к стакану
неподъёмной каменной десницей
***
с тех пор как нет тебя вокзалы стали тише
и простыни скучней заканчивают день
уже стучат в стекло те косточки от вишен
что мы зарыли здесь где ранее сирень
росла и отцвела чужую теша прихоть
а я года веду где ягода в окне
ничем не хороша извне, но изнутри хоть
всей горечью язык развязывает мне
с тех пор как нет тебя молчание стало нормой
и буквы не плодят себе очередей
всё тише поезда отходят от платформы
на дальних пустырях высаживать людей
они идут одни без лишних чемоданов
у них часы и дни с другой длиной минут
я помню что тебя нет больше навсегда, но
запомнить не могу что мы забыли тут
***
я в министерстве обороны
от нападения и порчи
вокруг одни барана корчат
другие барыню танцуют
когда придут наркобароны
и эту камарилью кончат
я тоже лягу в мать сырую
как остальная чернь и челядь
как там уже лежит япончик
как там уже летает лебедь
и век спустя другая наледь
нас уравняет с древней троей
где тут приёмная приама
как мы ни бились об хореи
звезда грядущего ислама
пустыню греет туча кроет
чем круче горные вершины
тем крутит мерин гривой чёрной
кто первый грозный брал и мирный
у всех один конец обрезан
у всех один удел паршивый
и кто слуга отчизны верный
и кто её щегол плешивый
***
кому хорошо умирать на руси
но ярче тому и вольнее
кому и при жизни больнее
у неруси много причин умирать
поскольку на небе их ждёт эмират
и там не нужны эскулапы
для пролежней мамы и папы
ребёнку не нужно менять колыбель
не метит чужую поляну кобель
и клёво что ловит не клёво
скабееву и киселёва
кому хорошо умереть на ходу
дорогу мощёную тем наколдуй
солдату — в окопе посуше
серёжке — чтоб господу в уши
андрею — чтоб флаг приспустили на день
на рее
парадную форму надень
не греет
чадит восковая
что кухня твоя войсковая
зимою чтоб тело не прело в гробу
мы вылетим пеплом в печную трубу
спасибо тем людям которые
придумали крематории
кому хорошо умирать на руси
минута всего до подачи такси
а если задержка в четыре
придётся остаться в квартире
где пятого друга четыре несут
с ним значит второй приключился инсульт
и больше его не заботят
интриги друзей по работе
поскольку для каждого только одна
последняя будет заря из окна
смотрите на стёкла почаще
и пусть они будут почище
кому хорошо умирать на руси
все ангелы бегают ищут
***
рождённый здесь пускай благодарит
за то что вид ему такой достался даром
здесь дерево проходит сквозь гранит
и войлочным река покрыта паром
по ней скользит как селезень паром
где смерть рулит лебёдкой и багром
тут небеса как помыслы чисты
нависшие над промыслом реки
их портят только редкие листы
слетающие с веток вопреки
тому что чаще хвойные леса
такие подпирают небеса
пока ты спекулируешь быльём
в покатый берег баржа ткнётся днищем
всё жиже слабой памяти бульон
всё чище ноту палубную свищет
ещё до нас настроенный свисток
что твердь делил на запад и восток
я буду гой и мы как собирались
на этих берегах что über alles
недвижимости купим дорогой
где спит утёс над влагою речной
и лает пёс приблудный, но ручной
***
Это тёмного царства опорная мразь
это мopocь погодная больше не выпить
это рать воеводная нас собралась
загонять за можай и за припять.
Заведи нам на долгую память волчка
пусть от зоба до нёба подымется жалость
еле слышная музычка
довоенного времени как оказалось.
Этот пёсий что нам был завещан язык
чьи азы мы до боли молочными мяли
что гюрзы ядовитой казённой кирзы
голубая слеза бирюзы на крахмале.
Хай меня похоронят на этой земле
где тяжёлого неба квашня набухает
где звезда на ремне на броне на кремле
где туземный господь не дал голоса мне
чтоб пустил петуха я.
***
на улице каверина, но это не проверено
жил человек растерянный неопытный в быту
дел у него немеряно, а люди хоть не звери, но
все слушают чичерину в кейптаунском порту
жил человек растерянный он человек невыгодный
был человек не вовремя и тут невдалеке
они пришли в соседнюю как было уговорено
а он стоял непрошеный с авоською в руке
он лёг под деревянную покрыта поролоном, но
не кожезаменителем обтянута зато
негоже дети путать знаменатели с делителем
без фотопроявителя в застёгнутом пальто
он не был не предателем и не осведомителем
ходил по этой лестнице в субботу и четверг
совсем не к соучастнице и даже не к подельнице
идёшь такой растерянный, а свет уже померк
чужая пуля труженица спутница везения
всегда летит как выпусти не разбирая лба
как молодая жужелица ранняя весенняя
хоть кажется что глупости окажется судьба
вот как остановиться мне не в рапорте полиции
в столице и в провинции статистика одна
стоишь такой потерянный перед чужой квартирою
и жизнь длинна — цитирую — и смерть уже видна
***
вот и стала мне ближе страна и страшней
снова чёрные ижицы пыжатся в ней
и седеют осины от самых корней
и вскипает парное у этих парней
как полощется горло обидой ночной
меж величьем былого и величиной
предстоящего вертится веретено и
топорщится псина щетиной свиной
награди меня бог глаукомы белком
напои забродившим твоим молоком
мы не в фокусе чтобы и не целиком
как ромашка с оторванным лепестком
не мелком восковым угольком войсковым
расковырянным в кровь языком
***
сохрани господь от моих утех
только малых тех неумелых крох
если ты им обоим и вправду бог
если ты им не пустобрёх
не прощай мне господи эту речь
только этих двух обещай сберечь
не давай им бесперечь в руки меч
пустоты во славу которой лечь
наготы и тяготы выше силы
суеты пред светлым твоим лицом
от чужбины выручи и россии
ни о чём тебя господи не просили
под рубахой потною не носили
умирая с видом на эту сирию
не поминали тебя словцом
сохрани им господи рыжий чуб
разве многого я от тебя хочу
я прошу береги их от почечуя
гонореи сифилиса проказы
мало ли ты натворил заразы
нехай она их обойдёт сторонкой
я за это отдам тебе зуб с коронкой
игровое поприще с оборонкой
заклинаю твой журавлиный клин
я тебя
береги господь моего ребёнка
и сестру его чтобы не он один
***
осознай не тяжесть обвинения, а его нелепость и неистовость
тёмного парадного беспомощность клёклую овсянку опоздания
вспомни как под скулами зажатое давит на солёное под веками
наступает возраст из которого девушку не выкрасть и не выкурить
бьётся птичка пёрышком о лезвие сыпется газетная печатная
где же ты одетая в железное бесполезная как проповедь соборная
прокурор зачитывает перечень с пола набухает разговорное
тёплое как облако угарного как позавчерашнее прогорклое
человек белковое животное у него очки на переносице
чтобы разглядеть его кириллицу жаль что это время бестолковое
или место проклятое выпало, а куда ты двинешься по слякоти
если заседание переносится на совсем другое заседание
***
Когда истончится колода
До самых последних колец,
Нам станет обоим светло да
Тепло наконец.
Когда мы взовьёмся с тобою
Над красной болью костра,
Как было при жизни слабо и
Не сразу пора.
Не запахом жареной плоти,
Не сажей на воздухе грязь,
Но парной искрой светляка на болоте —
Смеясь.
***
которой нет пока собаку отвяжи
из будущей воды слепи снеговика
и заложи в ломбард
крутые виражи
в счёт выдержки звезды грядущей коньяка
пропей текущий год, но не кричи совой
не разгоняй тоски январскую пургу
отдай обед врагу
а что не сберегу
то ямбом запиши на тот же лицевой
рождественский канон чужого языка
не скорость набирай, а вес его бери
смотри не потеряй
не край который рай
а крой который свой откроется внутри
***
вадиму тугееву
спит за занавесью недоросль
зреет водоросль в пруду
почтальон приносит ведомость
я на промысел бреду
у бедра берданка дедова
в моде морды борода
я иду кривой как следует
огибая города
вспоминая наши мятые
мятной юности долги
не вперёд, а на попятную
сами тянут сапоги
новый ярус борзой поросли
повылазил из яслей
и с невиданною скоростью
смерть становится ясней
Амур
За тёмное оружие в поту
за то что нам отгружено в порту
за тайное клеймо турецкой порты
за то что мы чудовищны вдвоём
зато когда слезится окоём
мы никакой объём любимая не портим
за розовую горлицу ангин
за разовую горницу богинь
за то что сгинь
но сразу возвращайся
за то что счастье делится на два
за то что птица всё ещё сова
любимая
за то что все слова
закончатся простым немецким Scheisse!
за то что устоим у алтаря
за то что приживём нетопыря
и растопыря мокрые ладони
никто не потревожит якоря
на эту геометрию миряне
наметя реки тающие льдом
когда ещё китай ещё нагрянет
и поделом.
***
низкое облако проще назвать туман
непонятно кто здесь противник и коалиция
а если бы на сто раньше меня родила маман
я лежал бы нынче проткнут штыком в галиции
там омывая круглые даты да имена
висла несёт со дна утлые или серные
целые поколения так и остались спермою
но стала не сразу первою оконченная война
теперь задирая голову подсчитывая грачей
стою где была антантою расчерчена поперёк
на каждом куске ничейном мог бы лежать ничей
и если бы на сто раньше я бы тут тоже лёг
если такая память то сколько ни чисти медь
всё покрывает медленно накипь известняка
много ли надо доблести вынести всё суметь
выжить дожить до следующей на которой наверняка
***
Вечером когда навстречу смерти
Из предместий приезжают черти
Чтобы умереть не в хасавюрте
Чтоб не умереть в степанакерте
Вот на встречу им бритоголовы
Здесь у них и логово и слово
Поле битвы ругани и брани
Между детским садом и столовой
Вот слова написаны в ворде
Вот братва утоплена в воде
Иногда мне кажется что родина
Вроде не кончается нигде
***
пускай нас отмажут на божьем суде
за грех нетерпенья в любви и еде
за волглую нашу рогожу
за брошенных родины крашеных дев
шеренги что так и стоят поредев
нагими сумняшесь ничтоже
пускай за гордыни пустую шкалу
за ярость битья кулаком по столу
за те что посмели пороки
как мы кредиторам прощали заём
в печали немели стоять на своём
нам вынесут малые сроки
за долгую верность
и веру в азы
за русский к какому прикован язык
скандалами
да кандалами
мы всё искупили делами
пусть там где не будет нехватки улик
поскольку всеведущ и этим велик
не стынет мошонка со страха
когда я последнюю выдвину речь
а только уже не касается плеч
в какой похоронят рубаха
***
Урождённые под синим
Очень сильно пахнут псиной
Спят в сорочке изо льна
Вместо гари керосина
Ветер дует в парусину
Только вспомнишь апельсины
Изо рта течёт слюна.
Знал британский кот учёный
Что рождённые за чёрным
Ограждением когда
Сразу пахнут закопчёным
Сразу борзые, а чо нах
Вместо торса им бочонок
Селезёнкою слюда.
Только я рождённый дома
Без спринцовки и кондома
Мокрой плесени гортань
Трудной похоти истома
Full of liver kidney stomach
Кто не может
Тот пойди меня достань.
Плоть последних коммуналок
Сыть и несыть глоток алых
Пыль на гипсовых панелях
Ворс фланели без крахмала
Подтянувшись на гантелях
Вынул ножик из пенала
Нас таких осталось мало
Бойся нас рождённый днём
Мы в дугу тебя согнём.
***
Жил на свете человек
Скрюченные ножки
У него на голове
Скрюченные рожки
На работе у окна
Скрюченные клерки
В ожидании говна
Выездной проверки.
Крючит полость живота
От кишечных колик
И соседи сволота
Вор да алкоголик
Дома скрючена жена
Под чужим началом
Но когда была нужна
Тоже не кончала.
Скучен, но не прочен быт
Скрючен даже если сыт
Ссыт что будет бит и скручен
Вынут из нечистых брючин
И внимательно изучен
Срам его который стыд.
Скрючен город и держава
Все победы одержала
Укороченным стволом
Тычат в спину те что круче
Партизаны душат дуче
И коричневые тучи
Проплывают за стеклом.
Скрючен век его короткий
Скрючен волос на бородке
Скрючен голос
Скрючен полоз
Оставляя на снегу
След который хрен распутать
В ожидании капута
Все мы молимся
Пожелаем и врагу:
Пощади его беднягу
Пусть под скрюченной корягой
Он найдёт себе покой
Свояку или варягу
На последнюю присягу
Если рядом в землю лягут
Нужен скрюченный такой.
Он со скрюченным бюджетом
Он с испачканным манжетом
Он же тоже этим летом
Ездил в Крым и спал валетом
С нерабочим туалетом
И дешёвым коньяком
Не суди его за это
Не давай ему совета
Он и так на свете этом
Под невидимым крюком.
Все мы скрючены по пояс
Все мы вздрючены по полюс
Тихо стонет мегаполис
Но уверенно вперёд
За створоженным туманом
За далёким на фига нам
Светит месяц талисманом
Поезд едет песня врёт.
***
можно долго копаться в чужой мошне и не стать богаче
время требует голоса помощнее толпы на улице хлад собачий
упустив удачу я стал брюзгой голова повёрнута вспять туда где
тридцать лет тому как сказать по правде безнадёжной бегали мелюзгой
где за дальним морем страна изгой посылает в небо пустые биты
по маршруту прошлое — уренгой едут свитой те кто уже забыты
только ухо прежней болит серьгой и соитие помнится как событие
но пока одна ещё бьёт копытом ты уже в могиле ногой другой
с новым годом поздравить тебя как водится пусть он будет очередной
красна девица богородица барбитала она не знала
пусть незрячие бродят парами с лабрадорами по сенной
а меж ними идут незримые и неслышимые сигналы
***
по качеству не то чтоб городской
любой среды животной и людской
и пятницы её и четверга
мы отличаем друга от врага
скамейка или даже велотрек
всему несоразмерен человек
когда бредёт из офиса домой
когда с горы спускается абрек
когда выходит псина на газон
красиво жить не пробовал кобзон
тем менее красиво умирать
скорей тебе отпущенное трать
оно вернётся словно инвалид
посажен
и нечем надавить на тормоза
соломка не спасает и лоза
не вылечит районный эскулап
ни женщина которая могла б
однако не хотела вместо баб
я лучше напишу властитель слаб
плешивый щёголь враг труда ещё бы
благоустроит бывшие трущобы
латунной лихорадкой обуян
везде наставит статуй франгулян
растёт москва не требуя меня
вот жуков вырастает из коня
спиною презирать охотный ряд
здесь нобелевский воткнут лауреат
москва моя растёт не по часам
я сам её как ранку расчесал
я сам её и мрамор и бордюр
я сам её и лагерь и привал
храни господь парфюм московских дур
парковщиков где парщиков бывал
и сварщиков когда они в аду
в посмертную играют чехарду
***
филиппу бахтину
страдание
как часть залога
внесённого в казну
я помню вальс безногого
на вёслах
когда он грёб асфальт
и тишину
и нашу письменность домашнюю
ручну
ю нид из лав
мы прятали от взрослых
тот век настолько был не цифровой
что нищета
от слова не считали
нас накрывала марлей с головой
чтоб видеть только мелкие детали
не зная счёта
помнить угловой
в тот год ты появился на свету
на вечное как им тогда казалось
дежурство на ответственном посту
пока его на строгий постамент
не заменили старость и усталость
я этот пятистопный комплимент
тебе спою
в твоих чертах осталась
вся тысяча чертей — такая русь
что я её как всякий жид боюсь
в отличие от прочей хипстерни
я там бывал — вот руку протяни
где псков стоял и как тянулись дни
как бились о предплечия ремни
когда кончалась в школе дискотека
как замерзали в гайморе слова
как плыли по озёрам острова
ещё очки напялить
и едва
тебя братва
сочтёт за человека
но всё же различали впереди
тоски неясной будущую осень
грядущее величие в груди
и говорили ладно проходи
и ты прошёл как пешка на е8
пол жизни вон
стоишь себе ферзём
а мы всё так же семечки грызём
таких друзей не будь господня воля
я б сам бежал как бешеных собак
пусть тот кто был всегда тобой доволен
поставит лайк или покажет фак
пусть все кому ты перешёл дорогу
сегодня пьют из чёрного горла
страдание как часть залога
как крик орла как топот носорога
как бога свет из дальнего угла
давай уже
не зря же столько всячин
переступили слухам вопреки
пусть
соорудит протест <…> висячим
и мы поймём с какого же бугра
к нам жизнь так незаслуженно добра
***
мой сон опять надолго отъезжает
в страну где волокут и унижают
где воет друг якута маламут
подёрнута не плесенью, но тленьем
встаёт заря над спящим населеньем
предвестницей сплошных интриг и смут
я видел сон
где медленно болотной
заглатываешь краешек воды
и после только судорогой рвотной
и ненавистью подлинной животной
возможно отделиться от среды
мы были не опора не оплот, но
почва для взошедшей лебеды
читатель ждёт чтоб
неси меня качай канал обводный
кончай нести пургу мой ямб свободный
не годный для проклятья и беды
мне снился сон весь в опиумных дырах
в провинциальных засраных квартирах
где мой народ когда к несчастью лбы
расквашены в молебнах абстиненций
читатель ждёт как под полтавой немцы
глотая непромытые грибы
я там проснусь где русь моя не спета
где я боюсь её и вовсе нету
мы не рабы не мы и это
не вой собак, а крайний зов трубы
***
вот она спит косолапая родина дура
низменность бритая голая впадина талая
то ли кобыла забывшая радость аллюра
а то ли пацанка в спецовке от полиметалла
пылью засыпана белым кокосом завалена
в старом каракуле спит до прихода газели
с красной подошвой у ней не по голени валенок
редкий прохожий задержится и поглазеет
стой дальнобойщик камаза по льду не елозь его
видишь нетрезвая разово спит у обочины
руки натружены веки крестом заколочены
в сиське потресканной мутное зреет молозиво
вот она мятая мытая шифером крытая
а залатают то будет местами крылатая
спи золотая, а фуры корыто разбитое
фары погасит и долгую ночь скоротает
***
закрой глаза
ты слышишь лёд скрежещет
стоит зима и держит оберег
а в люльке ивовой лежит пока не вещий
пока ещё
он даже не олег
его отец
разгадывает ребус
и за окном
где пришлая пурга
задрав рога врастает в снег троллейбус
а из него пускаются в бега
такие мелкие
не выше сапога
такие смертные
смердящие
смерзавцы
что лучше пусть тебя погубит лошадь
чем ими править
чем с такими жить
коханые
от почек до лоханок
я ваших ног по снегу знаю почерк
с той высоты с которой кочет рухнет
вслепую
отличу славян от прочих
за первый слог
слюнявое агу
я в неподъёмном скорчился долгу
***
здесь лягут тебе удобрением
последующей ржи урожай
все те кто не знает смирения
в дозоре других сторожа
кто встанет на стражу снаружи и
вцепившись руками в цевьё
от чёрного страха к оружию
востребует войско своё
и рота со сна в непотребном
исподнем покинет блиндаж
я вижу их всех как сегодня
до рая входящими в раж
а кто из азарта и риска
раскосые бросит понты
тому на полях уссурийских
споёшь колыбельную ты
пускай поднебесная сотня
застыла в истории той
но нету страшнее спросонья
просодии нашей простой
***
нас не прочтут
пока земля не ссохнись
вода не испарись
нас наизусть не выучит ни бог ни
грязь твоя и слизь
париж моих кунштюков
и талинн эскапад
европа вся какую только жуков
на хлеб кидал как толстый сала шмат
нас не прочтут
в поганых переводах
чужой школяр захлопнет коленкор
пока не ляжет на бок в дальних водах
былой линкор
пока офицерьё
своё цевьё под голову сложа
не станет некрологом тиража
тогда мы снова вызвав интерес
без ничего чего остались без
на голый свет
в ладони взявши уд
как по деревне пленные бредут
когда конвой отпустит за травой
пройдём дорогой славы мировой
***
я видел как небо идёт под откос
хоть был я сегодняшним слогом
не молод, а попросту молокосос
в своём оснащеньи убогом
земля налетит на небесную жердь
сорвавшись как пёс с пуповины
и самая быстрая молния смерть
обрезанный хер херувима
напарник в обоих значениях рус
пускавший ракеты в кишлак и улус
стал малый квадрат перегноя
а птицы клюют остальное
пусть тот кто не новый составил завет
вновь выведет нас из пещеры на свет
грамматики этой не зная
гортанной кричалкой в отару согнав
пускай совместит ареал и анклав
как вывел тогда из синая
***
михаилу генделеву
давно замечено не мной что проще умирать весной
как ты с разломанной грудиной как ты со вскрытою грудной
молчи набравши ледяной там где река горчит проталиной
пускай не долгую продали нам мы упивались не длиной
мы скоро свидимся родной и наравне с простолюдинами
я тоже отойду единому по госпитальной накладной
***
вот это ягоды
тебе известного растения
вот лето лёгкое растянуто
как между вязами и липами
висит на колышки нанизано
себя не узнавая голого
стоишь себе зажав запястье
где ваза с мятными и липкими
когда известия не вынести
прилечь бы на скамью за пологом
чтоб плохо слышать приглушённую
на потолке разводы извести
речь приглашённого онколога
о близости
***
нет разницы земле предать иль
развеять пеплом в воздусях
любой из нас любви предатель
когда она уходит вся
и только простынь остывая
ещё же вот она живёт
стоит небесный град на сваях
забитых мёртвому в живот
***
у балтийских морей неглубоких как бог нассал
где народы подробны деяния их неспешны
можно прыгнуть в воду с проплешин замшелых скал
но пока летишь опускается ночь кромешна
перечислим страхи не строя реестр смертей
далеко безумие рядом стыда икота
только известия можно склеить из этаких новостей
но застрелиться тут не вытащишь вальтер скотта
пустота везде потому где темнеет зев
значит там же сияет глаз и с небес нависает анус
половину жизни исколесив осев
у балтийского моря здесь умирать останусь
***
прожил жизнь
не сознавая
сам того
то ли выход
то ли лаз какой ища
лысого видал
и волосатого
навещал друзей
на разных кладбищах
пил безалкогольное
по праздникам
чтоб не выбирать
ходил дальтоником
между мутным беленьким
и красненьким
между столбовой
и тропкой
тоненькой
рваной строчкой
метил территорию
дятлом бил по дереву
не сглазь
прокрутил бы снова
на повторе я
не
уверен
значит
кончи
лась
12.05.2022, 2680 просмотров.
