Презентация книги Андрея Сен-Сенькова «Чайковский с каплей Млечного пути» (М.: всегоничего, 2021)

Елена Дорогавцева

Стеклянный мальчик

Представьте множество голосов-мыслей, одновременно звучащих в вашей голове, похожих на несколько гармоний в музыке. Они то сплетаются в одно, то уводят каждая в свою сторону, но именно сочетание этих голосов даёт точность ощущения.

Аккомпанирует автору Кирилл Широков.

1-я гармония:
«Время течёт, а жизнь сворачивается, как прокисшее молоко», — сказал мне один замечательный художник, и я представил советский треугольный пакет молока, стоящий на кухонном подоконнике. Время проходит, масляная краска на подоконнике облезает слой за слоем. За окном уже другой век, а пакет стоит. И кто я, пакет или молоко?

Время определяется чередой событий. Оно может быть обусловлено атмосферой или скоростью. Оно непостоянно. Оно несётся, будто за стеклом, в ускоренном режиме, а мы сидим в колбе, в которой время течёт иначе. В колбе оно как вязкая молочная пенка. Мы не перемещаемся, мы сидим. Время — вектор, а вектор обусловлен скоростью предмета, и, если мы не двигаемся, время стоит. Мы — скисшее молоко.

бог вынимает время из пространства…

2-я гармония:
Никитский бульвар, начало Тверского. Люди идут мимо, и я вроде бы иду. Но не вижу, а чувствую, что движения происходят с разной механикой, будто я и действительность плаваем в параллельных слоях — оно-она-они в воздухе, а я в воде. Будто я твёрдая, хрупкая стеклянная материя. Каждое движение даётся с трудом — нужно преодолевать иную силу притяжения. От страха разбиться я сжимаюсь «…в размерах / как детское пальтишко / у которого крепостные дети / зло с мясом отрывают пуговицы». И пока я не дохожу до пункта назначения, пока я не сажусь на стул в старинном синем зале (где время остановилось ещё в позапрошлом веке), пока я не превращаюсь в слух, эти слои воздуха не сливаются. Прошлое примиряет с действительностью. Прошлое кажется постоянной величиной. Его римские цифры — кривые, как две колонны в старинном зале. И потолок, как росчерк кривой дробной черты, не параллелен полу, он отчёркивает синеву стен и макушек слушателей. Внизу мы, вверху время — белое с подтёками Млечного пути.

Время — это музыка, сказал бы автор. Всё музыка. Времени нет: «по бывшей планете плутон / едет вагончик с мороженым». Часы тикают: сень-ков-сень-ков. Дирижёрская палочка парит в воздухе. Замирает. Клавиши рояля бьются шерстяными пяточками о струны. Пианист импровизирует про себя, автор читает про меня. В паузах происходит совпадение. Я не могу отделаться от скисшего молока. Я вылавливаю только музыку слов. Как работают слова у Сенькова? У этого текста нет ни начала, ни конца, ни заглавных, ни точек. Слова летают, как дирижёрская палочка в пустой оркестровой яме. Ты должен следить за взмахами, и тогда услышишь инструменты. Откуда-то вступает контрабас, потом доносится аккомпанемент фортепиано, еле слышно, как будто издалека, — скрипки и духовые лёгкие слушателей.

…Стеклянный мальчик едет на велосипеде.

Вот он на «плутоне», затем на «астероиде» и «меркурии». Небесные тела здесь только для создания притяжения. Этих планет не существует. Даже говорить о каком-либо существовании неуместно. Примерно как вспомнить сейчас о лирическом герое или значении нарративных практик. Смешно.

булева алгебра направление в математике
где переменным приписывают значение «истина» и «ложь»

Музыка вступает. Тикают педали. Автор читает. Я не знаю, что происходит в тексте. Я слышу звуки и улыбаюсь. Невозможно слушать Сенькова и не улыбаться. Представьте, что вы попали в музыкальную шкатулку. Она всё детство стояла высоко, на родительском серванте. И вот в новогоднюю ночь вы откусили от праздничного пирога и доросли до люстры, взяли шкатулку, но она закрыта. Вы опять откусили, но уже маринованный гриб, и протиснулись в замочную скважину. И вот вы в шкатулке! Как работает этот механизм — не понятно. Каждый звук — чудо.

…Мальчик стеклянный не потому, что хрупкий, а потому что звенит.

Когда открываешь/слышишь новую книгу Андрея Сен-Сенькова «Чайковский с каплей млечного пути», будто падаешь вверх, в белую кэролловскую нору, в портал, и попадаешь в пространство другой физики. Взрослые здесь могут становится детьми (или наоборот), когда захотят. Люди говорят нотами. Звуки не имеют ни начала, ни конца; определения относительны. В каком-то смысле это пространство ближе к правде, поскольку не предусматривает величин. Точно здесь только ощущение.

солнце после восхода ненадолго останавливается,
поворачивает обратно и заходит там где взошло.

Времени нет. Смешно говорить про время. Звук есть, а времени нет. И Андрей — когда читает свою книгу, длит этот точный, бесконечный звук, играет волейбольным мячом солнца, и улыбается «булевой алгебре», умиляется своим детским пальтишкам и детским песенкам, кокетливой «венере» — знает это. Поэтому и я, упав в его текст и голос, в нору вместе со стулом, теперь знаю. Времени нет, но есть попадание в точку, откуда тянутся струны — «пояс златовласки»:

златовласка в черевичках
идёт по проволоке
натянутой между цирковыми планетами…

…Причём тут Чайковский? Вероятно, это совпадение музыкальных шкатулок.

3-я гармония:
Несколько лет назад я была на далёком море, где умудрилась подхватить ангину. Андрей тогда записывал диск, но его тексты читали другие люди. Мне нужно было прислать три стихотворения, а голос пропал. Горой лекарств на один час удалось восстановить связки, но я не смогла ничего произнести своим высоким голосом. Музыка текста была такой мощной и звенящей, такой оглушающей, что мне пришлось снизить тембр чуть ли не до баса, чтобы уравновесить звук. Те стихи поют во мне до сих пор, как духовые в «Щелкунчике».

…композитор мечтал выспаться после смерти
почти получилось
осталось досмотреть несколько
видеокассет с тёплыми снами
потом проснётся спящая красавица
и бесстыдно сделает ртом маленький балет

Эта игра с героем кажется мне перевертышем существования. На том свете, наверное, всё так и работает — имеешь право на всё, потому что любой герой — ты. Нет никаких там и тут. Имеешь право даже на Чайковского.

Бабочка имени — балерина — бабочка существования становится музыкальным инструментом: «если её раздавливать — / между пальцами холодный папиросный пепел».

а помните пётр ильич путешествие в антверпен?
там где на улицах повсюду лежат огромные руки?

а мёртвые пианисты однорукой бельгии
на краешке европейского горизонта событий
играют кондитерскими пальцами
внутри белой вафельки рояля

4-я гармония:
Рояль действительно был где-то в синей части зала, в знаменателе, а звук был в белом числителе. Мне пришлось совершить деление. Запомнилась манера игры Кирилла Широкова, ломаная, как тексты, но ещё более угловатая, срывающаяся на окончаниях. Неправильная, как я люблю.

…Если бы я умела читать ноты, больше бы любила Чайковского или нет?

Говорят (ненавижу этот бессмысленную конструкцию), внутри музыки Баха четыре гармонии. Если её слушать в детстве, мозг развивается быстрее. Интересно, кто-нибудь изучал воздействие Чайковского на развитие неокрепшего мозга? Представляю себе маленького прадеда композитора, Федю Чайку, поглощающего Баха. Может, поэтому правнук «петичка ты всегда любил музыкантов в переходах метро…»

…Если соединить Баха и Бетховена, получится Сысоев.

млечный путь когда-то
поглотил карликовую галактику в созвездии стрельца
астрономы её остроумно, но мрачно назвали
галактика-ужин…

Когда тебе очень нравится текст, есть риск уйти в постоянное цитирование. Радостью хочется делиться, иначе она не так ярко звучит. Зачем нужно писать о тексте, когда есть сам текст? Зачем рассказывать о вечере? Чтобы стало нестерпимо жалко бесцельно прожитого третьего октября.

В зале было человек двадцать. Я удивилась. Как можно было пропустить? Вот идиоты!

…всех покупателей ненавидела медленно
словно разогревала детское молоко
помешивая ложечкой отрезанного кончика языка

Стихи Андрея Сен-Сенькова живут отдельной Галактикой, где-то за краем Солнечной системы русской литературы. Они настолько утвердительны в своём существовании, что не требуют ни критики, ни поддержки, ни констатации. Даже датировки не нужно. Они обращены внутрь мирового прошлого, внутрь себя, без оглядки на читателя, и поэтому (в том числе поэтому), безупречны. Чистая, детская, незамутненная радость -читать/слушать эти тексты. Превращение и приращение — игра с хрустальными/ музыкальными словечками-нотами — будто кто-то вечный перебирает между пальцами шарики придуманных планет, и они звенят, они искрятся белым шумом.

когда-нибудь строка оборвётся
а мы так и не узнаем
чем окончится последний сезон деепричастия

5-я гармония:
Когда закончилось старое время, когда начался ковид, я перестала узнавать себя в зеркале. Тело стало хрупким, чужим, слишком тяжёлым. День заканчивался, не успев начаться. Многое, казавшееся важным, потеряло смысл.

…тебе страшно и хочется уснуть

уснуть и увидеть
мальчика с оркестровыми ямочками на щеках

Шестерёнки сломались и съехали. Никуда не то что не выйти — страшно выйти. Любое движение непосильно и стоит жизни. Если выбираешься, если рискуешь, то на что-то исключительно важное, способное изменить, поменять внутренний механизм. Поэтому в тот день я поехала в Музей-квартиру А. Н. Толстого, поплыла в своей колбе вязкого времени, как в тыкве, по планете города с другой/чужой гравитацией.

…Если планета находится ближе к Солнцу, то двигаться по ней можно гораздо быстрее и стареть тоже — быстрее. Если посмотреть на Солнце из будущего, то оно, как чёрная дыра, засасывает нас в никуда.

если из чёрной дыры невозможно выбраться
то в белую дыру невозможно попасть…

Она «подсвечивается как страница электронной книги».

Времени нет, есть только изменения. Те, что произошли со мной после книги Сенькова, после «Чайковского», примирили с действительностью. Время и жизнь вокруг не имеют никакого отношения к вопросам, правилам и пониманию, к рамкам и границам. Жизнь, обусловленная изменениями, на время пойманная телом, — только стеклянный мальчик с выдуманной планеты, она вот-вот превратится в вещество.

…невыносимое одиночество
которое убивает снег
делая его тише как звук телевизора во время рекламы

Смотреть на Млечный путь, как на прошлое, как на вечное, идти туда, где «…уже на всё невесомость». Происходящее вовне, страх внешнего — только шёпот контрабаса, не менее удивительный, чем молочные/млечные клавиши радости.

 

Максим Дрёмов

Чайковский и лазерное шоу

3 октября в Музее-квартире А. Н. Толстого — одной из основных площадок мероприятий «Культурной инициативы» — состоялась презентация новой книги Андрея Сен-Сенькова «Чайковский с каплей Млечного пути». Более чем двадцать книг Сен-Сенькова — пример редкой органической целостности корпуса, не расколотого изнутри тревогой исчерпывания метода и не ревизитируемого новыми витками самополемики. Компаративный взгляд позволит нам обнаружить некоторые планомерно и постепенно производимые сдвиги — и даже, может, предположить их прагматику и генезис — но конструктивный принцип лаконичной сюрреальности этой поэтики един: вокруг чувственной или аналитической вспышки — инсайта — наращивается многократно обманывающая инерцию чтения метафорика (пример из «Чайковского» — «может она была и не фаэтон, а небесная электричка // ходила по ней немая иоланта / мычала продавала всякую ненужную дрянь <…> всех покупателей ненавидела медленно / словно разогревала детское молоко / помешивая ложечкой отрезанного кончика языка»: героиня оперы Чайковского, торгующая в вагонах электрички — и без того ход достаточно резкий, чтобы столкнуть читателя в провал остранения, но электричка переносится в космическое пространство, а ненависть Иоланты к покупателям констатируется ещё одной сдвоенной и оторванной от явных мотивировок метафорой), кристаллизуя его и превращая в психоделический коан. Разгадка таких парадоксов часто сопряжена с болью — много напряжённой дисгармонии умещено, к примеру, в старой книге Сен-Сенькова «Дырочки сопротивляются» (2006) — но «Чайковский», улетучиваясь в область астрономии и форсирующей её законы научной фантастики, разрабатывает иной эмоциональный регистр: сентиментальность среди пустоты, эскапистское созерцание — или, вернее сказать, «залипание», проецирующее нечёткие контуры музыки на небо, как зелёные лучи на глицериновый дым во время лазерного шоу.

«Чайковский» обнажает перед нами две интермедиальные перспективы. Первая — это, конечно, минималистские иллюстрации Бориса Кочейшвили, обрамляющие стихи таким образом, что каждый текст соседствует с помещённой справа графической работой и побуждает к дополнительным проекциям: рисунок, изображающий не то колючую проволоку, не то стебли колючего растения, оказывается в пространстве «Чайковского» несуществующими волосами чёрных дыр или ниточками оперы, которыми бог перевязывает белые воздушные поцелуи. Вторая перспектива приоткрылась лишь тем, кто в краткий миг передышки между бесчисленными уже локдаунами выбрался на презентацию: авторское чтение стихов сопровождалось фортепианным аккомпанементом композитора и поэта Кирилла Широкова. Столь же строго избегающая излишеств, как стихи Сен-Сенькова и иллюстрации Кочейшвили, музыка Широкова, и — едва ли не больше, чем сама музыка — тишина, повисавшая в промежутках между стихотворениями и каждый раз очищавшая впечатление, призывала космического Чайковского в зал — разумеется, из космоса никто не возвращается в прежнем виде.

Конечно, эта краткая заметка-впечатление не покрывает и малой доли того пространства для обсуждения, которое открывается с выходом «Чайковского с каплей Млечного пути» — внушителен будет даже перечень возможных тем, ждущих критической и исследовательской разработки: музыка как категория в поэтике этой книги (а Сен-Сеньков — ко всем своим достоинствам — ещё и один из главных русскоязычных поэтов, пишущих о музыке, и виртуозно переводящий её на язык иного медиума), антикартография космоса (приставка «анти-" возникает оттого, что череда локусов принципиально сопротивляется сведению в систему), наконец, возможная связь с научно-фантастической традицией как в русской поэзии (помянём ещё раз «космические» стихи Фёдора Сваровского), так и вообще в русской и зарубежной литературе — ведь среди порождённых ею терминологических конвенций есть и та, в мерцающие и соблазнительно-неточные рамки которой поэзия Сен-Сенькова так и просится — я говорю о «weird fiction». Я и сам жду подходящего случая, чтобы вернуться к этому разговору, а пока — поздравляю всех нас с новой выдающейся книгой выдающегося поэта.

Музей-квартира А.Н. Толстого 

28.10.2021, 718 просмотров.

Контакты Поиск Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019 Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций © Культурная Инициатива © оформление — Николай Звягинцев © логотип — Ирина Максимова Host CMS | сайт - Jaybe.ru