Не стало Володи Тучкова.
Бог мой, вот только сегодня утром я проезжал мимо того уютного книжного на Трубной, где совсем вроде бы недавно у Володи была презентация его новой книги, и, конечно, вспомнил, как встретились мы тогда перед началом, бродили по окрестным переулкам, болтали, шутили, общались «как
И вот.
Владимир Тучков был замечательным писателем и поэтом со своей безошибочно узнаваемой интонацией, с безжалостной трезвостью взгляда на мир и абсурдистской жёсткостью насмешливого пера.
И при этом Володя был замечательным, на редкость добрым, скромным, ироничным и благожелательным человеком.
Такое очень редко, но бывает.
Было.
Светлая память — это точно о нём, о Владимире Тучкове.
Самая светлая память.
Евгений Бунимович
Володя был очень талантливым и очень хорошим — это не такое уж частое сочетание. И, в общем, до последних дней молодым: придумывал литературные перформансы, шерудил по дому, собирал грибы, ездил в Сергиев Посад за деталями для починки насоса. Стариком он даже близко не был. Даже когда (иногда) ворчал в фейсбуке на молодёжь, то всё равно
Володя был противоположностью нытика. Он мог бы выиграть в номинации «ненытик года». Может, это потому, что он был КМС (насколько я помню) по лыжам. Последнее время не катался, но по лесу много гулял. Спортсмены бывшими не бывают. И нытиками редко.
И, конечно, работал. По работе писал статьи, где требуется хорошенько, не
В литературе он был остроумен, виртуоз неожиданных поворотов — сюжетных, эстетических. И это была проза и поэзия, которую приятно читать. И читали многие: Володе удавались вполне коммерческие книги — про Танцора и о Смерти, приходящей по интернету. Умел сочинять и довольно заумные вещи, но всегда хорошо и интересно написанные. Мутил перформансы. Моя ж самая любимая его книжка — последняя: «Протяжные песни Среднерусской возвышенности». И моим родителям 90+, воспитанным на реалистической литературе Чехова и других классиков она очень понравилась — несмотря на «эти модернистские штучки». То есть мне кажется, сочинял он всё лучше и лучше.
А вот цитата из фейсбука Володи от 19 августа сего года: «Вчера
Нет, старики не должны пребывать в такой концентрации, дабы не создавалось ощущение конца
Должны, не должны… Особенно тяжело, когда умирают молодые — как Володя.
Игорь Лёвшин
Мне очень трудно писать эти строки. Просто невозможно представить, что Владимира Тучкова больше нет. Ещё 2 сентября мы с ним виделись на презентации антологии «Современный русский верлибр», а 21 сентября его уже похоронили на Звягинском кладбище в Подмосковье. Это всё очень сложно
С Владимиром Тучковым я сотрудничала много лет. Особенно ему нравилась
Анна Голубкова
Смерть как таковая, возможно, не имеет собственного смысла, смыслы обнаруживаются скорее в связи с теми качествами, которыми от нас отличался ушедший. Но качества ушедшего, с его уходом формально уменьшая свою представленность в мире, могут усилиться — или даже впервые возникнуть — в нас, оставшихся. Шанс малый и странный, но он есть.
Поэтому мне кажется, что смерть любимого многими из нас Яклича, Володи Тучкова — писателя, прозаика, перформера, блогера, все определения неточны — это сигнал мне и всем нам о том, что пора пересматривать степень серьёзности отношения к себе.
Ушёл автор, отличавшийся от всех остальных, как минимум, двумя качествами.
Последние годы мы читаем друг у друга в основном посты и комменты в соцсетях. Это признак не упадка литературы, а её стихийного дрейфа в блоги. Тучков — один из самых читаемых. Почему? Мне кажется, что его отличие позволительно сформулировать в упрощённом виде. Владимир Яклич Тучков — воплощённая самоирония. Даже там, где он, казалось бы, относится к себе как мы, все остальные — со звериной серьёзностью. Всё равно и это позже раскроется как особо изощрённая шутка — над читателями и над собой.
В его прозе и стихах эта ирония — она же внутренняя дистанцированность — ощущается между строк (и отчасти поэтому «все определения неточны»), а в блогинге наблюдаема напрямую в строках. Я не знаю другого успешного, в плане внимательности чтения его записей, блогера, который бы с такой регулярностью намеренно злил неопровержимыми силлогизмами очередной «принципиальный» сегмент своей аудитории, чтобы потом, словно со шваброй в руках, отслеживать количество расфрендов. Не блогерские это развлечения, а исследовательские. Антропологические. Это отдельный разговор.
Но главное
На фоне поразившего отечественный писательский цех тотального конформизма — не политического, речь вообще не об этом или далеко не только об этом, но этического — Тучков маячил одиночно, как геологический останец посреди плоского эрозионного ландшафта. От него доставалось поровну «феминистам» и «антифеминистам», «либералам» и «патриотам», — и кому угодно из тех, кто в кавычках, пусть чаще всего в невидимых. К тем немногим, кто не в кавычках, у Володи вопросов не было. Остальным он эстетски раздавал лещей налево и направо, а потом в мрачном веселье, родственном, возможно, научному азарту археолога, собирал урожай расфрендов.
И вот в силу вышесказанного мне кажется, что уход нашего необыкновенного друга и коллеги — это не только горе и боль. Это, возможно, сигнал многим из нас о том, что пора учиться совершать усилия в сторону того, что очень приблизительно определяется глаголом «взрослеть».
Игорь Сид
Сегодня умер Володя Тучков. Владимир Яковлевич Тучков, замечательный писатель, тонкий самобытный поэт. Только что в издательстве «Воймега» у него вышла поэтическая книга, которую Тучков очень хотел и ждал; они разминулись.
Неповторимый, неистощимый на выдумку, блестящий стилист, мастер сюжета, мистификатор. Писатель завидной творческой энергии и молодости, он был гораздо моложе тех, кого значительно опережал по возрасту. Литература для него была и жизнью, и игрой. Прихрамывая, ехал из своего Болшево (а то и Голыгино) в Москву или на фестивали, например, любимый им тверской.
Тучкову всё было интересно, невзирая на возраст патриарха в более молодой, как правило, тусовке. Он не был зациклен на собственной персоне, внимательно слушал, всегда подходил и говорил автору, если тексты его тронули, зацепили. У Тучкова имелись все данные, чтобы стать народным любимцем, так называемым известным писателем. Помню, ещё лет двадцать назад он зачитывал нам письмо из колонии: заключённые подсели на его «Танцора» и требовали продолжения. Но — в последнее время книги у Володи выходили редко, чаще (и на том спасибо!) журнальные публикации. Журнал «Волга» и самарский литературный вестник «Цирк „Олимп+TV“», с которыми Володю связывали многолетние отношения, были в последние годы его площадками, недавно к списку присоединился журнал «Артикуляция». Бумажное исключение — вышедшая в издательстве «Городец» и вошедшая только что в
Не забыть литературные вечера Тучкова, его остроумные, оригинальные перформансы…
Как автор он был бодр и завидно плодовит, но, боюсь, совершенно не удовлетворён своей писательской судьбой, недолюблен. Как, наверное, и большинство, но Тучков с его биографией, библиографией и абсолютной, уникальной творческой неистощимостью и оригинальностью мог рассчитывать на другое, думаю, его это здорово фрустрировало. Виноватых тут нет, можно лишь сделать вывод — любите живых, восхищайтесь, цените, воздавайте при жизни.
Мы дружили тридцать лет. Володя был прекрасным другом. Нежным, ответственным, заботливым. Мне даже хочется сказать: таких друзей сейчас не делают, и, по ряду формальных признаков, так и есть. Думаю, он был рыцарь дружбы; не представляю, чтобы Володя мог о
Ещё, он был дивный семьянин, муж, отец, дед. Думаю, как читатели мы многим обязаны его Ларисе, терпеливой, преданной и нежной, идеальной жене писателя.
Такая дикость писать о нём в прошедшем времени…
Не люблю подобные формулировки, но русская литература понесла действительно огромную утрату. А всем нам остаётся скорбеть, тосковать и кусать локти, потому что Владимир Тучков больше ничего не придумает и не напишет.
Татьяна Риздвенко
Владимир Тучков… Володя… Владимир Яковлевич…
Аккуратный, умный, едва ли не пародийно интеллигентный, как лукавая и беспощадная особенность его авторской интонации. Концептуальный портрет русского писателя конца ХIХ — начала ХХ века. Подобревший инженер Гарин, решивший изобрести вербальный, литературный гиперболоид. С неизменной фирменной бородкой и усами. С тихой, заставляющей вслушиваться парадоксальной речью… С нежной «цветаевской» фамилией…
С Тучковым меня познакомил поэт Александр
С 1991 года я регулярно приглашал Володю сначала на
Замечательно заботливый, ненавязчивый, очень внимательный и образованный (не только гуманитарно, но и технически) собеседник. И практически идеальный собутыльник. Беспафосный и безопасный. Остроумный, совершенно оригинальный, неподцензурный автор, блестящий стилист, мистификатор, рассказчик и перформер. Коллекционер речевых и символически бытовых ситуаций, в которых ты узнаёшь самого себя и своих приятелей.
Он был отчаянно похож и не похож на свои тексты. В нём, казалось, точно не было никакой «мрачной, беспощадной энергии», «чёрной земной крови», которые он так выразительно и глубоко чувствовал и артикулировал в своих стихах и прозе. Его тексты сколь ироничны, столь и глубоки, метафизичны и социальны. А иногда
Ясный, прозрачный, мягкий, тонкий, чистый человек и писатель — окончательно защититься от этой радиации, наверное, всё же не мог. И не смог. Особенно когда она со страниц его книг и рукописей хлынула в пространство нашей реальной жизни.
Играть с этим этическим, эстетическим, политическим и ежедневным человеческим безумием ему было всё труднее. Особенно когда ты чувствуешь, что твои тексты прочитывают слишком поверхностно или не замечают вовсе. А вдобавок тебя окружает и наполняет непростой быт, необходимость физического выживания, страдания родных и близких. Он пытался писать модные вещи. Его тексты экранизировали и адаптировали к сцене. Но его бесконечные игра и лёгкость всё равно были неподъёмны для дешёвого стёба и концептуального масскульта.
Как трогательно, вежливо, монотонно, педантично он читал свои произведения. Свои страшные и страшно смешные миниатюры и квазиэпосы. «Розановый сад», «Русскую книгу людей», «Пятую русскую книгу для чтения»…
В последний раз мы виделись в 2009 году. На последнем фестивале «Майские чтения» в Тольятти. Время «подаренной свободы» уже чернело, желтело, синело и смердело от резкого убывания кислорода. И становилось всё больше похожим на его издевательски трагические и жестокие мифы, сказы и притчи. Потом мы только переписывались. Он присылал свои тексты в «Цирк „Олимп“+TV». Последняя публикация его стихов в продолжающем жить после жизни всемирно самарском издании состоялась 27 февраля 2020 года. С ним не хотелось спорить. Нарастающий его консерватизм воспринимался, как защитная реакция. Он был очень добрым человеком. И политические разногласия не отражались на его человеческих симпатиях.
Владимира Яковлевича Тучкова больше нет. Но разве может не стать того, кого ты продолжаешь помнить и любить?..
Сергей Лейбград
23.09.2021, 2485 просмотров.
