«Обычно я стихотворение пишу так: сажусь, много курю, что очень вредно, и пишу стихотворение», — ответил на вопрос о процессе стихосложения в одном из интервью Алексей Цветков. На вечере, организованном «Культурной инициативой» и посвящённом презентации новой книги стихов «Последний конвой», Цветков тоже много курил и читал, превращая сам процесс чтения в полноценный акт рождения и становления стиха. Сигаретный дым как непременный атрибут творческого процесса напомнил мне встречи с не менее талантливым человеком — художником Анатолием Кузнецовым, чьи беспредметные абстрактные композиции рождаются в аналогичных условиях. Очевидно, сам творческий процесс создания живописной картины или стихотворения предусматривает некие общие интенции и склонности авторов, ведь дело явно не в предпочтении марки выкуриваемых сигарет и форме колец выпускаемого дыма. Почти любое стихотворение Цветкова абстрактно по своей сути, даже если содержит вполне понятные указания на, казалось бы, конкретные объекты, имеющие имена и названия и идентифицируемые по привычным условиям их повседневного функционирования. Как и в случае абстрактной живописи, о его стихах сложно говорить, оперируя стандартным инструментарием, они плохо поддаются препарированию и последующему пристальному изучению с использованием профессиональной оптики. Игра с отдельными строфами/ фрагментами, несмотря на афористичность его поэзии, сводит на нет потенциальную возможность понимания и полноценного восприятия стихотворения в целом. Его стихи надо читать и перечитывать, каждый раз смещая акценты и переориентируя мысль вслед за меняющейся от строки к строке картиной привычного мира и пробуждающимся осторожным любопытством.
* * *
в последнее лето он был недоволен собой
но жил по инерции словно его не касалось
по краю обрыва маршрут как беспечный слепой
срезал потому что последним оно не казалось
а зори над озером плавились как никогда
и россыпи искр из воды пассажирами ветра
шеренги ворон пригибали к земле провода
чтоб в тысячи вольт уязвить истощенные недра
из этих ворон этих засухой траченых трав
чертеж бытия словно пазл составляя по сплетням
он стал бы умней свой последний сезон опознав
но жил как попало его не считая последним
пройдя наизусть из аллей своего городка
в ландшафт изувеченный шрамами шахт или штолен
ему и не снилось в те дни как в обрез коротка
прогулка по краю того кем он был недоволен
ни взгляда назад где разлука смывала с холста
развёрстку событий раз временна или случайна
где мысль запиравшая выход из мозга проста
как бритва оккама и вся онтология куайна
природу несло под уклон в переливах жары
склоняя скупые подробности к дрейфу и юзу
и сущность вещей громыхала о стол как шары
где всякий в свою с обозначенным номером лузу
Опять же, подобно абстрактной картине, каждое его стихотворение говорит больше, чем суммарная совокупность смыслов, формирующих видимый поверхностный слой. В этом плане для меня Цветков — подлинный художник. Он выстраивает композицию, заполняет её словами/строками/строфами, добивается максимального звучания возникающих соотношений, движется каждый раз по незнакомой тропе к не всегда заранее известному финалу, тем самым создавая интригу и бесконечно расширяя простор для восприятия рождаемого стиха. Парадокс ситуации в том, что, даже пройдя весь путь, читатель, скорее всего, обнаружит себя вновь стоящим в пункте отправления, хотя изменения налицо: он отягощен приличным нематериальным багажом, существенно подросшим за время пути.
вещь
на чёрном заднике созвездия фигурны
осенней мелочью позвякивает ночь
прохожий человек вдруг достаёт из урны
неведомый предмет и убегает прочь
и даже если сам присутствовал при этом
молниеносен свет секунда как стрела
куда он припустил с неведомым предметом
и то ли он нашёл чего искал сперва
в окне над мостовой где сбивчивая тень я
столпились версии сомнение в груди
загадочен объект его приобретенья
хоть на монтажный стол отснятое клади
хрусталика в глазу отсохни чечевица
где прежний ум сиял навеки с толку сбит
к чему бессоннице зеницы очевидца
зачем стене окно в котором мысль не спит
а в чёрной хляби туч десантных звёзд эскадра
сигналит бедствие и медленно ко дну
с избытком знания что беженец из кадра
себе имеет вещь
наутро брошу всё в котомку упакую
картофель соль крупу и весь остаток дней
в пути и поисках чтобы понять какую
он в урне вещь нашёл и что он сделал с ней
Для шествующего за автором любая встреча и узнавание дарят радость, метафоричность завораживает и подогревает любопытство, лингвистические и философские преграды на пути провоцируют и формируют драйв для их преодоления. Инициируемые автором путешествия во времени и пространстве переносят то в прошлое, «где памяти оголена основа /
вот уж третья с тех пор накатила тысяча лет
никакого в бессмертии цвета и вкуса нет
ни единой ощупи в нём ни вершка длины
даже тени смертных из вечности не видны
сквозь стеклянный воздух не полыхнёт мотылёк
терракотовый полк до костей пробрала зима
и земля в которую гибкий мой торс не лёг
не дождавшись его постепенно мертва сама
где блуждает с посохом дух переживший мир
озирая вверху караван перелётных дыр
(«острова»)
Подобно Анаксимену, герою «Последнего конвоя» — стихотворения, давшего название книге, Цветков пишет тексты, свободные от вычурности и искусственности, Он всегда интерпретирует реальность, видя предметы декартовым «третьим глазом», а не описывает и уж точно не имитирует её. Его поэзия часто иронична и в силу этого притягательна и правдива. Шутливые выражения с элементами издёвки формируют «секретики», не раскопав которые, невозможно определить, иронизирует автор или нет. Разумные поиски тайников позволяют извлечь на свет хранимое в них и задуматься о вполне себе серьёзных вещах.
под хруст всеобщей колбасы
в домах кипит уют
здесь редко смотрят на часы
но ведь они пробьют
(«заметки очевидца»)
Да, часы неминуемо пробьют, и «жизнь не имеет продолжения», напротив, есть внушённая уверенность, что «нас уже никогда не заберут отсюда / никто уже больше не прилетит за нами», но боевые единицы самого надёжного «последнего конвоя», опознаваемые по наличию комплекта из двух ушей и четырёх лап, продолжают сопровождать нас во всех мирах: наши собаки, кошки и коты «любых моделей и систем» всё также терпеливо «созерцают спасителя», кто бы им ни был, и верят ему. Слабая неясная надежда постепенно вытесняет привычное беспокойство, активируя процесс поиска адекватной реакции на неподвластную нам ситуацию. Например, такую:
на излёте трудных лет
отговорок больше нет
если бездна скажет мяу
что мы скажем ей в ответ
(«всем понятно что коты…»)
Дополнительным авторским инструментом виртуозного уплотнения смыслов является отсутствие знаков препинания и заглавных букв в стихотворном тексте — читатель отправляется в свободное плавание, успешность которого зависит не столько от знания навигации и поэтического звёздного неба, сколько от исправности личностных настроек и внутренней готовности отправиться в путь. Чтение стихов автором в этой ситуации является своего рода подсказкой, тем самым важным звеном, соединяющим стихотворение со слушателем/читателем в непременной триаде: автор — произведение — зритель/читатель. Презентация, пусть и в зуме, даёт возможность эту подсказку получить. Мне она в своё время очень пригодилась. С тех достаточно давних пор притягательная сила личности Алексея Цветкова и его стихов не позволяет пропустить ни одну встречу и ни одну книгу. Это и не удивительно, ведь речь идет об одном из лучших поэтов современности (слово «пожалуй» из
Светлана Коллерова
02.01.2021, 1460 просмотров.
