Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Памяти Александра Кабакова

Александр Кабаков на презентации книги «Стакан без стенок» в клубе «Дача на Покровке». Фото: © Марианна Власова

Ольга Славникова

Ушёл Александр Кабаков.

Он был — да, большой писатель, да, человек стиля во всём.

А ещё он был — идеальное частное лицо. Не испытывал потребности разделять чьи-то взгляды, потому что имел свои. Именно своими и руководствовался. Если Александр Абрамович дружил, к примеру, с N, ярким представителем литературной либо политической группы, он через эту дружбу к группе не примыкал. Он так умел. Он строил отношения от своего частного, человеческого к другому частному и человеческому.

Александр Кабаков обладал непререкаемым, высоким личным достоинством. Потому ему можно было доверять. Можно было спрашивать о важном. Те немногие наши прогулки, по Флоренции, по Женеве (а только в писательских поездках мы по-настоящему свободны друг для друга) вспоминаются сегодня с удивительной отчётливостью, голос Александра Абрамовича я слышу и оттуда, где он пребывает теперь.

Я многим обязана Александру Кабакову. Были у него друзья много ближе меня, но моё тихое, издалека, любовное уважение он, я надеюсь, чувствовал всегда. Теперь предстоит долго привыкать к его отсутствию. И нет, книги его, прекрасные, тонкие, ироничные, не восполнят утраты.

Мало пожил.

Светлая память.

Глеб Шульпяков

ВЕСЬ ЭТОТ ДЖАЗ

Жена сказала: «Позвони Кабакову. Ты вообще знаешь, в каком он состоянии?» — «Мы не общались пятнадцать лет, — ответил я. — У меня даже телефона его нет». — «Так найди!» Я открыл компьютер, чтобы написать и спросить — но кого? Кабакова больше не было.

В 1996 году я странным образом устроился на работу в «Московские новости». Меня отдали на попечение Александру Абрамычу, так мы и познакомились. По пустым коридорам редакции я каждый день приходил к нему в кабинет. Кабинет был советский — огромный и пустой. Кабаков сидел за огромным и пустым столом. Я садился в дальний угол. Мы молчали. Он тушил сигарету в чёрную пепельницу Harward и с тоской смотрел на меня. Я с тоской смотрел на него. Работы для меня не было. Тем, чем я хотел заниматься, занимались другие. То, чем можно было бы заняться, меня не заинтересовало. Кабаков по-писательски понимал и не настаивал. Рубрика, которую мы, наконец, придумали, называлась «Наблюдатель». Он предложил мне читать газеты (которых тогда было в изобилии) — и троллить стилистические и смысловые ляпы журналистов. Больше всего доставалось коммунистам, разумеется — эти ребята за языком вообще не следили. Кабаков был, кажется, доволен. Но через год меня всё равно уволили. «Я больше не могу прикрывать вас», — честно признался он. «Я думал, это произойдёт раньше», — честно признался я.

Выходное пособие было щедрым и я потратил его по-кабаковски: уехал с товарищем в Ялту, где всё прогулял и пропил, а остаток на гоп-стопе отдал местным хулиганам. Денег не осталось даже на обратный билет. Я почувствовал себя «последним героем». Эта книга как раз тогда у него вышла. Там его герой сидел на одинокой холодной кухне, жёг газ и пил «Слынчев бряг». И я сидел на одинокой кухне, жёг газ и пил «Слынчев бряг». Его герой мечтал о любви и славе — и я мечтал о любви и славе. Свои «страдания» я притащил на суд Александру Абрамычу. Он прочитал повесть, но сделал всего одно замечание. «Вы вот описываете там офицера на старой фотографии, — сказал он. — И говорите, что шнурок был чёрный и толстый». Он устало посмотрел поверх очков. «Но шнурок от пенсне был, наоборот, очень тонким». Мне стало неловко. Я забрал рукопись и похерил её. Однако через несколько лет всё-таки решил воспользоваться старым знакомством и принёс Кабакову рукопись «Цунами». Он прочитал, перезвонил. «„Вагриус“, — сказал в трубку. — Покажите Лене Шубиной». В «Вагриусе» тогда выходила серия современной прозы, о лучшем и мечтать невозможно. Через год мой роман действительно опубликовали. Крёстный отец, можно сказать. Помню, когда я впервые приехал в Америку, я первым делом купил такие же, как у Кабакова, вельветовые джинсы. «Писательские». Всё-таки поколение стиляг, безупречный вкус. Его пиджаки, жилетки и галстуки я помню до сих пор. Жаль, что не поговорили о джазе, он обожал джаз. Его колонки в «Московских новостях» были джазом, и проза его была такая же — вся на ритме: то стандарт, то импровизация. Может быть, скажу для кого-то кощунственную вещь — но проза Кабакова мне нравится гораздо больше Аксёнова, его кумира. То, что в последние годы он как-то изменился во взглядах, я не знал, да и не поверил бы. Хотя безупречный вкус не панацея, наверное. Но джаз, джаз…

Екатерина Шерга

СЛОВО ДЖЕНТЕЛЬМЕНА

Восемнадцатого апреля умер Александр Кабаков, писатель, сценарист, публицист. Смерть его не стала тем событием, по поводу которого можно сказать: «Случилось большое несчастье». Несчастье случилось уже давно, когда он тяжело и безнадёжно заболел.

Его писательская карьера была удивительной, необычной, одновременно блистательной и печальной. Сын офицера, детство и юность он провел в дальних гарнизонах, потом получил техническое образование, несколько лет проработал инженером. Вскоре ушел в журналистику и стал в конце концов заведующим отделом в газете «Гудок», сделав очень неплохую по советским стандартам карьеру. По его собственному позднейшему признанию, он был уверен, что его жизнь в сорок лет определена до конца. Ему и дальше до старости предстоит писать и править чужие заметки в не самой знаменитой газете страны. Пить водку, а не виски. Отдыхать в пансионате железнодорожников, а не на Майорке. Носить пиджаки фабрики «Большевичка», а не английские твидовые костюмы.
Но всё пошло не так. Судьба дала ему шанс, и он его использовал.

Наступила эпоха реформ. В стране уже был новый политик — Горбачёв, появились новые публицисты, экономисты. Но пока не было новых писателей. Таким писателем стал Кабаков. В 1988 году он буквально за несколько месяцев создал небольшую повесть «Невозвращенец». Главный герой, завербованный советскими спецслужбами, оказывается в недалеком будущем — в жуткой анархической Москве 1993 года. По Тверской проносятся танки, в руинах гостиницы «Пекин» обосновались анархисты, в вагонах метро происходят оргии, в Кремле устраивают съезд разных партий, представляющих расколовшийся на куски Советский Союз. Повесть имела грандиозный успех. Те, кто не смог купить книгу, слышали её по радио. Она была издана едва ли не на всех европейских языках. Портрет Кабакова появился на обложке журнала Paris Match.

Александр Абрамович стал обозревателем газеты «Московские новости», а потом почти на два года отправился жить в Европу. Вернувшись, стал работать в тех же «Московских новостях», потом перешел в издательский дом «Коммерсант». При этом у него выходили новые книги. Они пользовались уже не таким оглушительным успехом, как «Невозвращенец». Это было несправедливо, по своим литературным достоинствам многие из них, например, «Подход Кристаповича», ничуть не уступали его первой
повести.

При этом сам Александр Абрамович Кабаков был примечателен не только как писатель, публицист, колумнист. Он сам напоминал героя какой-то не написанной, но очень хорошей книги. Всегда безукоризненно элегантный, любезный, остроумный, спокойный, он принадлежал к типу людей, которые никогда не спешат и никуда не опаздывают — как говорит про одного из своих персонажей Василий Аксёнов, чью биографию Александр Кабаков написал в соавторстве с Евгением Поповым. Он умел любить настоящие ценности, ценности джентльмена, консерватора. Помню, я читала высказывания Марлен Дитрих о стиле, там была такая фраза, обращённая к мужчинам: «Только англичане могут носить коричневые костюмы и коричневые ботинки на тяжёлой подошве и выглядеть элегантно. Если вы не англичанин — то и не пытайтесь». Кабаков умел носить именно коричневые костюмы с коричневыми туфлями, и это выглядело настолько правильно и естественно, что любой англичанин бы позавидовал. Одна из его книг называлась «Камера хранения: мещанская книга»» и была посвящена вещам, окружавшим советского человека. Написанная с поразительной любовью и знанием дела, она является просто энциклопедией своей эпохи.

Его последняя книга была выпущена в марте этого года в редакции Елены Шубиной. Туда вошли особо любимые им произведения — «Бульварный роман» и несколько «Московских сказок». Он ещё успел подержать ее в руках. Вскоре его не стало. Так ушёл первый джентльмен российской литературы.

Скорбим 

26.04.2020, 1878 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru