два старика
было у меня два знакомых
близнеца-старика-мексиканца
первого звали ангел
по почте пришло сообщение
что ангел умер от рака
я больше не звоню – не понимаю
кто остался в живых –
анхель мигель приезжайте
правда если смотреть по телевизору
воздух московского неба сер
однако заметно
как формы комфортны облаков
и
небожителям удобно
этюд о языке
esta parte de mi poema didáctico
la voy a componer en español
¿cómo que no me entendéis?
ну вы потом поймёте почему переводить необязательно
это правдивая история
про то как в конце двадцатого века
я занималась детскими леденцами
тогда в мексике мне
и произвели огромную фуру динозавров на палочке
два миллиона динозавров пропали
по дороге с завода в порт
нет вы не думайте я не про убытки
страховка сработала
я про
куда деть в мексике русских динозавров
в смысле что на леденцах стопроцентно
по-русски смешное детское написано
тогда хозяин фабрики объяснил что в мексике
бо́льшая треть населения
читать не умеет
латиницу от кириллицы не отличит
так что дети
с нашими динозаврами
справятся
и тут я поняла
lo principal de nuestra historia
y para que era gran revolución socialista de octubre
я пожалуй не буду переводить про революцию
¿неужели для вас принципиально меня понимать?
это всё леденцы двадцатого века
рондо
кумиры спали в загорелом небе
о красный кастро!
о командная сигара
вращается
сны над морем летали
твои киллеры падали на крокодилов
вращаются
кто теперь твои киллеры?
мятежное убежище
вращается
боги вокруг держат руки
бородатое братство
бородатая революция
в торце революции
климат меняется
меняется климат
революция
информации
революция
информации о
революции
информации
революции
после смерти вождя
идут дожди
и тогда
бородатая революция
бородатая истина
возвращается
тень кокоса
тень кокоса
опасна
он может
упасть
летит сон
специально опасный
снег
отличный
от живого
не опасен
тень кокоса
опасна
она может
упасть
из поэмы soledades
отрывок
по курсу
пролив
халат
запахнутый
в кубу
в дам
в башни шалуний
колумб
и другие евреи
с их индейскими идеями
их анонимные ангелы
смешной
сверху
малыш
корабль
потух
тушки моря
на скорую голову
светило
чернорысое
кошка на белом мраморе
отвага
от влаги
видимая
в течение часа и
трёх
секунд
родина пришла ip5
люди плыли на лодках из америки и россии из аргентины и австралии
они сели в новых землях завоевателями среди аморфных камней местных граждан
все
богатые люди должны
помнить что за ними придут что у них есть светлый
сапоги их великих поэтов
11 парусов, водка
человек в рубашке отправляет ракеты стоит навытяжку
люди на лодках из йемена или из бутана из англии
последние деньги на обед \ что им сказать
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
лекция
эта лекция могла бы меня защитить
но документов у меня нет между тем, господин медведев
унитазы — это оборудование
но тенго динеро
перо
в главном храме русских дачников
в царьгаде тулы
в то время когда не пал ещё престол венесуэлы
в то время, когда и боливар не упал
о жемчуг
ты жемчуг на косточках
ты чума \ чума без рыбы
ты царь без рыбы
синагога заболевания
мы жалеем о платьях, полных любви и плача
то, что ты пишешь, не заботясь о лоскутах, то
кусок воли, сгоревшей отсюда
сосны \ да рядом с ними
плывёт по реке тело нашей реки
\\\\\\
если потеряю поле, то
останутся его ЦВЕТЫ
если это картахена и я потерялся,
то я изменил персональность колумбии
травы —
вот что я нахожу, потеряв поле,
стволы цветов, пыльные от пыльцы
мунлайт и иные виды рассвета
\\\\\\\
эта история
эти все книги что то говорят
не оградить тебя от ангела я собираюсь
не поругать тебя вот им я собираюсь
но род продлить насильно
порвалась
майка лидера сборной гондураса
рубашка белая, как невеста
держи, гондурасец
\\\\\\
ну то государство
что огорчает в москве
оно появилось наградой
за женщину дряблую, что
бежала пугливою солью \ почти как
екатерина, великая мать всех, кто хочет
сказать почему,
я люблю тебя, церковь из правды
я жажду свиданья, люблю
но хрен подыхает и влажная анна
все без вести стали покорны,
где высится энгельс водой минеральной, а жажда
в тяжёлые пилы вросла, математику учит
содрогнулся банан, но
покорные ангелы тихо несли соколовского
старшие жопки, красивые глазу, неслись
в алкогольную исподволь дач
но
повернёмся к гондурасу
там майка лидера порвалась, я ложусь
сосать, но
мне б закусить побольше, да ещё давай неси, сука
хуйню эту
\\\\\\\
фортуна задом повернулась
двуликий пётр, я ваш приговор
я показал вид сзади
я встал на колени я ваш разговор
из ваты драной вышиванка и шаровары с шашкой
и если правда есть зелёные денисовцы,
то громче всех кричат венера вместе с марсом на юпитере
фейсбук пожарил флаг австралии и сальвадора
это заставило выделить для австралии и эквадора с сальвадором
участки земли в болотах севера
эвенки в ваннах, движимы потоком воздуха
отправились на берег тасмании
хижина лесника и балаган рыболова
стоят, лишённые оленьих голов и щук, стоят на краю астрала
колени парижан у каменной пальмиры
\\\\\\\\
хорошо у антона, пальмы
кругом флаги
пни никарагуа
инжир, мяч и собака
хорошо и тихо, когда нет антона
хоровод, сороки
ой! ой! волки!
многоножки, современные бурые горы, макароны
братья нарты с чубами
мамы комаров кормят кровью своих личинок
хорошо у антона
виноград, собака и шершень
\\\\\\
лучше чума и холера \ чем заблужденья рабов
боги шелка и печали \ начинают гватемалу
лучше медовые трели \ листья и корни кругом
птицей рабыней, цветком \ львиное сердце мадонны
кельи, науки мячей \ пористый грохот \ никто не знал
что за \ смелость
я не могу понять
что за смелость я не могу понять
люди в дождь
\\\\\\
лиловые, пышные и крылатые
бутылки кляйна
цилиндрическое дерево из анголы
палисад в махогонах на задворках рио
ебущиеся деревья миллиардами видов спор
(каждая спора индивидуальна и имеет
качественный профиль, включая будущие кольца
лесной пожар, стул из икеи
вишня из пышного и душистого сада:
на срезе дерева видны ягоды и линии
с другого конца полушария —
лёгкие ароматной бразилии или
ребро дерева вида сидений
обшитых листами (вот он трамвай)
мокрые пахучие маки девушек рио и гватемалы,
вязанки топлива
жестяная бочка, покрытая лаком
распиленная на листы для ремонта трамвайчика
стены нетвёрдых фундаментов, гладких поверхностей плиты \
кости челюстей, рулетов
фирменный ковёр в бутылках \ клетчатый плед
не нажатый вовремя курок
\\\\\\
уругвай не гениально \ но
будто бы по склонам
ураган
мигает озеро
\\\\\\
сувенирная кукла латышка 1987 год
песни борцов чили
театр покровского продолжение
академик овчинников
песня извозчик на греческом языке
исполняет ансамбль под упр. оганезова
яхта в океане \ группа аквариум позже
разменяй мне пять тысяч песет да побыстрее
\\\\\\\\
икнул тихий голос
кристаллы спят как лошадь, храпят
искринка в август \ и будто
к началу \
приходила к началу, к томленью дома
ждал я, пуская взоры в ход
потом снова взялся за роман:
,проклятие лёгких денег,
, окунувшись в халат ничего не делаю
август…
снег идёт и ручьи текут с аргентины
там — огнистая весна
капля по капле
срываются в иноходь
ждал, пуская взоры в ход
собрал всю одежду
и положил себя между ней и матрацем,
\\\\\\\\\
1.
виракоче,
ты не науа
те стали насмехаться
а эти — всё это случилось
это храм меток
это раскрашенный щит тамоанчаны
мимича и орлицы киластли
да будут ограблены
хвалю игру изумрудных лосей
пёрышко, звёздочка
воин суровый
вторит фазану \ любит священные стебли
тупых гончаров манускриптов
сущность протяжной колонны —
в каменном умиротворении колокола
муравьиных и чётких
пряников тулы
колибри и муха похожи на птичку
радость — оправа вздымания
есть и орлы
мёд они пьют и уходят в кладовку \ где
изумрудные злаки восходят
над бабочкой мехико
цинковый взгляд мексиканца, округлого славой
праздное братство ценнейших отличий
жрут одиноко, забывшие чалько
надеть не глупышки альтишко
2.
прихожу я, улыбчивых струй большеглавый
олень не кролик, бог не скрижали
наслажденье дрозда я узнаю не мучась
весною съебётся он от обсидиана
только одна подставит щёки колибри
славен какао \ похожий порой на гирлянды
гибнет вино \ в тлателолько в телах не заделать пробоин
да, храбрость, это когда с огнём
идут сливаться с ночью
рыбки прыгают через горы
голубка раздавила жниво
на валуне остыло блюдо
и крепкий кондор устыдился
великий, льстивый маркс
устало огибает остров счастья
мухерес, трудборьбысвободы
венера не слезала с виракоче
\\\\\\\\\\\\\\\
на кубе почему нет революции
почему?
потому что там законов нет
там нормально —
развитой социализм
бражку продают \ гонят и продают везде
не ну лигачёв мудак
горбач рот разинул
(в истории сибири не было ещё такого правителя)
давай не еби мозги, лепи пельмени, путин!
\\\\\\\
де лос амбахадорес \ сукос
суарес гетеронимос
премио
сукос, сукос,
лос
и отрос
энкабезада пор расизмо
контра про ет контра
пор дос паисез энконтрар
пор трес партес
уно, уно
апартидо
комо публикарон ке ескрибен
ке расизмо периодистико
новиембресес
гимн ацтекскому камню
dormí sueños de piedra que no sueña
o. paz
незримых камней густота руины
незрячих глазниц на лице скуластом
пейзажа куда совокупность в крошку
истертых ведет разномастных лестниц
зияющи рты испещренны зубы
вращают вотще часовую стрелку
померкнувшу пыль исторгая разве
над глухонемым основаньем медля
пророс сквозь стекло письменами сытый
собой просверлив корневище крика
чтоб развоплотясь не изведав меры
божеств обрести прихотливый образ
метафоры в центр заплетенной круга
несомый к краям на усталых спинах
сумм всех величин продолжатель формы
очнувшись среди
прогорклых пустот окаймленных капсул
запаянных впредь ибо так в дальнейшем
удобнее им сохранить структуру
материи суть из лучей назревшей
сменяемых солнц на плите округлой
где то ли землей то ли сном исторгнут
пробивши базальт орлорукий грозный
язык изогнув возгнещенный жаждой
четырежды был истреблен порядок
вещей дабы всех принесенных в жертву
стихиям скормить после ягуарам
иных превратив в обезьян, а прочих
утопленных в рыб, но теперь под пятым
светилом живым и голодным снова
на каменный диск нанесен последний
вращается век прерываясь ночью
по собственному продолжая следу
везти колесо и подспудно корчась
в усмешке живет истязаем светом
воссозданный род на пустых озерах
на зыбком сукне насыпая сушу
в охапку собрав сочлененья мифа
вспоенного для постоянства ибо
горсть знаков тогда не прервется видеть
взращенные из затвердевшей магмы
змеиной слюны дождевого сгустка
в расселинах где под присмотром круглой
венеры едва в глинобитных скрывшись
жилищах в траве в многотелом пепле
измученные шевеля губами
приникнув к земле изучая запах
точили ножи и менялись кожей
оставлен тогда вдалеке двугорбый
с проспектом прямым поперек с пустыми
домами по двум сторонам безлюдный
зажатый стоял меж горами город
увидев его размозженный череп
фундаментов вдоль перебиты кости
священным его нарекли принявши
останки жилищ за гробницы древни
вращается круг ископаем после
освоенного с непривычки века
чешуйчатых лап позвонки сверлящих
оберток и шкур затаивши ужас
среди мошкары истязаем жидким
иссохшу траву пожиравшим солнцем
бездвижна плита по краям пришита
задумчиво ждет запрокинув ноздри
воссозданный род напитавшись пеплом
стремится ядро обнаружить вызреть
пространства вертясь припадая слухом
к шершавым локтям искривленным спинам
построек пока перетерта тлеет
привычная речь оседая в связках
а вместо нее по зубам наружу
сползается хрип ничего не знача
ни этих ни тех не осталось только
округлой плиты колесо измяты
ступнями зевак пирамиды возле
больших городов и ряды в витринах
сплошные стоят погребальных масок
а вместо одних по кругам другие
подобные тем на веревках тащат
лишенное цифр чуть живое время
монтевидео
некогда самое высокое здание всего континента
задуманное для воплощения привычной метафоры ада
чистилища рая где полуподвальные три этажа были
преисподней восемь следующих этажей строгой
каменной постройки представляли чистилище, а башня
нарядная устремленная в воздух собой изображала
рай возведенное для деловых нужд утратило позднее
вместе с декоративными элементами такой статус
украшениями удаленными дабы не допустить риска
обвала, но несмотря ни на что именно оно было основой
ансамбля мощенной площади главной эмблемой
города его горделивым лицом узнаваемым фасадом
второе построили приблизительно через полвека
тоже для деловых нужд, но без подтекста безо всякой
выдумки без иносказаний избыточных стремясь прежде
всего создать удобный механизм для размещения кабинетов
из дешевых материалов по наиболее экономному с точки
зрения затрат плану в итоге его голый фасад испещренный
металлическими квадратами с пустеющими зрачками
стеклами начиненными кусками фанеры пластика картона
листами бумаги дабы скрыть от жары солнечного света
рабочие помещения теперь оно невзрачное стоит напротив
угловатое исподлобья разными окнами глядя на площадь
и брезгливо отвернувшегося всадника на постаменте
тем временем по бокам прорастали другие структуры
оставляя за собой на краях площади следы фасадов
устремленных вглубь нагромождая вокруг город, а эти
обреченные разглядывать лица друг друга подле стояли
одно собранное людьми столетней давности сообразно
их представлениям и второе собранное потом полсотни
лет назад надо полагать сообразно уже другим тогдашним
представлениям таким образом явно во избежание риска
постепенно метафора сходит на нет неотвратимо сменяясь
прямолинейностью которая утрачивая всякую пользу
сокращается до нескольких морфем стесняясь оказаться
путанной излишне витиеватой отстраненной и ненужной
Песня Виолеты Парры
*
GRACIAS A LA VIDA
счастья вам коровы
вы совсем худые
и для вас играют пастухи
седые
счастья вам дороги
вы ведёте милых
а они и видят и глядят
и мимо
счастья вам монеты
все вы на ладони
а потом и катится одна
и тонет
счастья вам жилища
вы совсем пустые
и всегда навстречу старики
святые
счастья вам гитары
вы пусты как мудрость
a на вас играют тишина
и утро
счастья вам просторы
вы ещё прекрасней
если это скажет человек
напрасный
счастья вам коровы счастья вам дороги счастья вам монеты
счастья вам жилища счастья вам гитары счастья вам просторы
* * *
Предаваясь сладостным утехам
Среди стройных загорелых тел.
В райских кущах и на побережье
Много повидал и испытал,
Соблазнял и обижал небрежно,
Ублажал пресыщенный витал.
Но однажды понял, что в Сибири
Много неизведанного есть
И сказал своей послушной лире:
— Мы летим в Сибирь медведей еть!
Прилетели, а медведей нету,
Вместо них морозы и снега.
Понял я, что лучше снега лето
И Ресифи
Вдруг однажды, по тайге шатаясь,
Встретил девушку своей мечты,
Ухватил за безымянный палец,
Но в ответ услышал: —
Здесь у всех в Сибири нрав крутой!
Враз схлопочешь по нахальной роже!
Понял я, какой же был тупой!
Восхищённый красотой девицы,
Десять лет ухаживал за ней.
Мы потом решили пожениться,
Чтобы вместе средь болот и пней
Разводить медведей и оленей,
Барсуков, куниц, ежей, ужей
В бане веником махать без лени
И скакать по снегу в неглиже.
От такой забавы народили
Двадцать пять детишек озорных.
Эх, да как же хорошо в Сибири!
Столько лиц красивых и родных!
Услаждал красотами свой глаз.
А теперь скажу, друзья, без смеха,
Что в Сибири лучше в тыщу раз!
* * *
Во льдах унылой Амазонки,
Зубами весело скрипя,
Я брёл, бросая взгляд свой зоркий,
На гору детского тряпья.
Кто разбросал его беспечно
Среди торосов и снегов?
Пускай тряпьё живёт не вечно,
И невозможно взять с него
Ни шерсти клок, ни элементов
Питательных, но всё равно! —
Тряпьё прошло сквозь цепь моментов
Вчера, недавно и давно!
Задумайтесь, ведь в Книге Судеб
Есть и страница у тряпья!
Лежи, тряпьё! — и будь что будет!!!
Пусть зубы, весело скрипя,
Во льдах унылой Амазонки
Мой путь нелёгкий облегчат
И пусть звенит повсюду звонкий
Смех защекоченных девчат!
* * *
Вы говорите, что дожди
В Америке иные, чем в России…
Но точно так же говорил мессия…
Да что мессия — племени вожди
Ацтеков, майя, после сиу, хопи,
Вокруг огня собрав совет старейшин
Сушились, от дождя прилипший к жопе
Пытаясь отодрать промокший плащ свой. Женщин
Не слушались вожди.
А зря!
Ведь много мыслей
на эту тему женщины имеют,
Вот только не всегда сказать умеют.
* * *
Рычат в окопах ГваделупыЗачем, кусая хвост свой едкий
Ты девочку довёл до слёз?
В твоей душе одни объедки,
Пора уснуть, Уроборос!
Усни навек, Уроборос!
Уроборос
Довёл до слёз.
Уроборос,
Кусай свой хвост!
Я завяжу тебя узлом
Ты не развяжешь мою хитрость,
Лишь явишься приблудным сном.
Уроборос, скажи на милость
Зачем невинное дитя
Довёл до слёз, что? нехотяаааааа?
Уроборос
Довёл до слёз.
Уроборос,
Кусай свой хвост!
Дон Кихот
О, Россинант, на чьём лугу пасешься ты?
Вокруг тебя скоты, скоты,
парнокопытные рогатые скоты.
Пастух с кнутом, их сочный Санчо,
гоняет стадо миражей
в лугах волос прекрасной Дульсинеи.
Неточность времени и места,
и облаком над нею — рыцарь честный,
и лопасть мельницы, которую пронзит.
Комбайн склонится, реквием железнув,
над непорочной жертвою прогресса.
Аргентинское танго
Настоящее танго смертельно,
а вальс возвращает к дому,
но у нас больше любят танго,
потому что давно все дома,
даже случайные пули
поднимая фонтанчики пыли.
Правда, ещё есть сальса
с шагом на слабую долю,
или в ритме обычного пульса
удивительный пасадобль.
Сейчас мы с тобой потанцуем,
только выключи телевизор.
Футбол
Стал пустым и чудесным железный мяч,
и боги, чьи имена не выговорить,
давно уже не просят крови
проигравшего этот матч.
Очень гуманные правила в новом футболе:
судья не свистит, не даёт отмашку,
и побеждает всегда поле,
покрываясь клевером и ромашкой.
А там, где бродил суровый голкипер,
сочиняя стихи о природе мяча,
на плотной земле растёт подорожник
и за воротами —
Сестра Фрида
Осыпается смысла чешуя
с тела бытия
и через поле боли
сестра Фрида
ведет нас на уколы,
бинтует пламенем,
кому голову,
кому — тело,
революция — наше
общее дело.
Вместо сломанных
пальцев
вырастут новые
их хватит
на пару аккордов
в мутной воде дня.
Сестра Фрида
нарисуй нам чистое небо
нежной кистью огня
но так, чтобы
здесь не было
ни тебя, ни меня.
Смерть адмирала
Море прилипает к вёслам,
они словно гири в руках гребцов:
адмирала везут умирать
на чужой остров,
где нет деревьев и нет крестов,
где нет золотых индейцев:
только идолы на берегу,
над белой пеной прибоя
в синих тряпочках ветра
надменно стоят и смотрят
как несут адмирала
умирать на землю…
— Чайки, одни лишь чайки, —
говорит корабельный доктор,
— чайки не едят падаль…
— Оставьте меня в покое —
адмирал отвечает,
— выключите море, потушите небо…
И, словно жёлтый идол,
адмирал один остается:
его кости найдет индеец
заплывший на остров после удачного лова
серебряной рыбы с человеческими зубами…
Камоэнс
Так много отснятых пейзажей,
что впору создавать целую страну
и заселять ее заново
индийскими купцами,
португальскими колонизаторами.
Ещё не старый Камоэнс
идёт вдоль полосы прибоя
смотрит единственным глазом
в красный глаз неба,
солнце медленно уходит в море
и
стучат и стучат в барабаны:
…
Ритм ускорятся,
но на десять ударов пульса
всего одна морская волна.
Камоэнс ждёт корабля в сторону дома,
где он уже никому не нужен,
туманная пелена
завешивает горизонт,
на опустевшем пляже
собаки играют с волнами,
и
бросает ребенку,
возможно внуку, а то и правнуку,
летающую тарелку,
идеальную птицу,
целый инопланетный корабль,
не поймаешь — улетит к звёздам.
Сельва, засуха
Когда ты стучал деревянными палками
по пустым алюминевым фляжкам,
когда ты бил в бочки как в барабаны,
когда пришли люди со всех окраин,
низкие, плотные, похожие на клубни картофеля
с выеденными землей глазами,
когда пришли их женщины,
потные, под цветной одеждой,
когда прибежали их дети,
прибежали их дети
и встали вокруг, разглядывая твои мелькающие руки,
когда ты перестал стучать и вскочил
на одну из черных горячих бочек,
когда ты закричал, упираясь криком
в сараи и старую церковь,
и твое эхо увязло в жаркой пыли,
и бочка загудела словно тяжелый шмель,
и солнце попыталось тебя опустить в пересохшую землю,
когда ты стал стрелой, руки воздев как обожженные листья,
когда пустое небо стало твоей кожей,
когда облаками стали твои ладони,
когда ты поднял свой голос
над шумом деревьев и криками птиц,
когда ты поднял свой голос,
голос, в котором лишь сердце —
— первые капли упали на землю.
Латинская Америка
Трудно попасть
В Латинскую Америку
Далеко, дорого
Если не отправят
В командировку
И если у тебя нет
Большого количества
Времени и денег
То никак
Но, наверное,
В принципе, можно, наверное
Например, умереть
Просто умереть
И оказаться
В Латинской Америке
Ну как вариант
Там же должно быть
Много вариантов
И это, может быть
Один из них
Когда кончится все это
Полет по светящемуся туннелю
И все прочие дела
Человек оказывается
На огромной площади
Почти как Тяньаньмэнь
Ну, может быть
Немного поменьше
Сбоку возвышается
Здание, о котором
Сразу понимаешь
Что это Президентский дворец
Портик с колоннами
Купол
Колониальная архитектура
Все дела
На площади никого
Пока никого
Только голуби
С другой стороны
Шумный проспект
Едут машины, автобусы
Пальмы, солнце, жарко
Человек понимает
Что он, наверное
В Латинской Америке
И так оно и есть
К человеку подходит
Группа людей
Трое мужчин
В официальных костюмах
И несколько женщин
В неофициальных костюмах
Они окружают человека
И улыбаются
И самый главный мужчина
В самом официальном костюме
Говорит: добро пожаловать
Бьенвенидос, так сказать
Чувствуйте себя как дома
Рады вас видеть
На земле республики
И он называет название республики
Кажется, такого нет
У женщин в руках
Блюда с блюдами
Национальной кухни
Все они стоят
И улыбаются
Очень долго
Молчат и улыбаются
Наконец главный мужчина
Говорит, что он очень рад
Что человек оказался
В их славной республике
И что он рад приветствовать его
В прекрасной столице страны
Которая называется
Непонятно как
Трудно расслышать
То ли Асунсьон
То ли Консепсьон
То ли Трансфигурасьон
То ли Трансформасьон
Это, кажется
Президент страны
Он застегивает пиджак
На вторую пуговицу
И делает краткое сообщение
Об истории страны
Что страна
Многие века
Стонала под властью
Кастилии и Леона
А потом в ходе
Сбросила власть
Астурии и Андалусии
И обрела свободу
Второй мужчина
Тоже застегивает пиджак
И делает краткое сообщение
Об экономических успехах страны
Через главный порт
В прошлом году вывезено
Две тонны
Что на 25% больше
Чем в позапрошлом году
И что общая протяженность
Линий метро
В столице страны
В прошлом году достигла
Двух с половиной километров
Третий мужчина
Не застегивает свой пиджак
И кратко сообщает
Что за последние двадцать лет
В стране открыли два кинотеатра
И четыре стадиона
Это немного
Но, сеньор, вы же понимаете
Что за предыдущую тысячу лет
Не было открыто
Ни одного кинотеатра
И ни одного стадиона
Так что имеет место
Огромный прогресс
Дальше все замолкают
А потом женщины говорят
Вот, попробуйте нашу еду
Латиноамериканская еда
Состоит, в основном
Из мяса, риса
Фасоли и маиса
И человек смотрит
На эти большие блюда
С мясом, рисом, фасолью
И маисовыми лепешками
И видит, что в этих блюдах
И смотрит на президента
И видит, что у него в ушах
Движутся черви
А министр экономики
Или кто это там
Стоит, улыбаясь
И надувается, раздувается
И вот прямо сейчас
Его элегантный пиджак
Лопнет, лопнет
Но не лопается
И все стоят с улыбками
Президент, министр
Другой министр
И женщины с блюдами
В которых
Человек смотрит вокруг
Площадь, пальмы
Широкий проспект
По проспекту едут
Одни и те же автомобили
С небольшими интервалами
Вот проехал белый Логан
С вмятиной на боку
И еще через три минуты
Снова он же проехал
Проехал древний Мерседес
С наклейкой Flamengo
И снова проехал
Через три минуты
Человек появился
Покрутил на пальце пистолет
И ушел
Через три минуты
Опять появился
Покрутил на пальце пистолет
И снова ушел
И снова древний Мерседес
С наклейкой Фламенго
Самого популярного
Футбольного клуба Бразилии
Хотя это и не Бразилия
И снова Логан
С вмятиной на боку
У президента страны
Из уголка глаза
Выползает
Типа сороконожки
Одна из женщин
С зеленоватым лицом
Кокетливо стряхивает существо
С лица президента
И на лице президента
Остается мертвая, вечная
Тупая улыбка
И это продолжается очень долго
Трудно сказать, сколько именно
Время течет необычно
Непонятно, то ли много прошло времени
То ли мало
То ли вообще никакого времени
Не прошло
Трудно сказать
Все стоят и улыбаются
И молчат
Мимо проезжает белый Логан
И старый Мерседес
С символикой Фламенго
И тут можно предположить
Два варианта
Первый вариант:
Все присутствующие вдруг
Проснутся от своего смертного сна
И скажут нашему герою
Ну, мы очень рады
Что вы посетили нашу республику
Давайте мы вас теперь проводим
На вокзал
И вы, с благословения
Святого Николая
Которого так чтят
В обеих наших церквах
Поедете в даль дальнюю
Куда — мы не знаем
И будет вам там
Хорошо
И наш герой
Окажется внутри
Поезда типа Сапсана
Или хотя бы Иволги
И понесется
Типа, в общем, как бы это сказать
Навстречу новой жизни
Второй вариант:
Они все
Президент
Министр экономического развития
Министр культуры
Женщины с блюдами
В которых находятся
Блюда национальной кухни
Так и будут стоять, покачиваясь
С улыбками и полузакрытыми
Глазами
Мимо по широкому проспекту
Будут бесконечно
С равными интервалами
Проезжать
Белый Логан
С вмятиной на борту
И старый Мерседес
С
Цветами Фламенго
На борту
И криминального вида
Человек
Будет то и дело появляться
И крутить на пальце
Свой пистолет
Второй вариант
Представляется мне
Более реалистичным
Хотя, кто знает
Бог милостив.
* * *
ночью к тебе постучится огромный двадцатый век
в гирляндах синеющей гари с углями в черных глазах
в одежде защитного цвета дышащей дымом болот
в пыли тверского бульвара обволакивающей ладони
проникающей прямо в сердца
коммунисты националисты в животе у него звенят
а в глазах отсветы патрулей, фалангисткие колоски
алонзанфаны красных бригад, арафат форсирующий
иордан, осаждающий бейрут и дождливым летом
двадцать шестого восходящий вверх тополиный пух
слуцкий на фронте, его брат возглавляющий моссад
им обоим поет лили марлен и они покачиваются в такт
и осколки песен как осколки гроз оседают на крыши москвы —
однажды к тебе постучится огромный двадцатый век
в тихом свечении ночи он спросит на чьей же ты стороне?
ты повторяющий лорку на стадионе в сантьяго пока тело ее
соскальзывает в ландверканал, пока лисы и сойки тиргартена
прижимаются к телу его и над каспийским морем открывается
в небе дверь и оттуда звучит ва-
оттесненный омоном на чистопрудный бульвар по маросейке
бежишь мокрый от страха и от дождя и пирамиды каштанов
разрываются над тобой над туманным франкфуртом
оглушенным воздушной войной и сквозь сирены
и отдаленные крики движется он разрезающий
влажную ночь — твой последний двадцатый век
* * *
Видно на флайтрадаре: объединённые недоверия
нарезают круги над местами где их не ждут
атмосферу над ними затягивают как жгут,
и так далее.
В мексиканской пустыне разрушенные строения
угрожают за оскорбление теночтитлана
пожалеем их: холодная ночь натекла на
их пылание
* * *
Конечно, я оплакивал Фиделя.
Не то, чтоб вслух. На дружеской попойке
мы просто вспомнили о нем. Казалось, будет
бессмертным он, как жажда жить иначе,
не так, как все, не так, как повелось.
Теперь ему припомнили расстрелы,
изгнание, разбитую Гавану,
партийных бонз и качество сигар.
Фидель для голливудского героя
был в
в картинку, искривлял любой сюжет.
Да, разумеется, красотки и напитки,
Да, разумеется, тиран и истязатель,
пригодная палитра для актера,
La Gloria, La Patria и смерть.
И сколько же уютных и достойных,
порядочных, мало кому известных,
и ярких, обаятельных людей
оставили нас здесь одновременно
с Фиделем.
Он умер, как они.
И мы умрем.
* * *
Я думаю,
на берегу озера, неподалеку от табачной плантации,
в собственной отеле, сидя в шезлонге на открытой веранде под крышей,
делая глоток за глотком низкого по тону плотного дыма,
запивая его черным ромом
и думая об отдалении и одиночестве,
я чувствовал бы себя великолепно.
Все эти прожитые годы не висели бы на мне
как лохмотья любимой, но истрепавшейся одежды,
я бы их почти не помнил, потому что последний подарок Пабло Эскобара
моему здешнему приятелю Доминику
оказался слишком весомым.
Доминик боялся хранить эту роскошь в собственном доме,
а я купил отель с отличным подвалом,
предыдущий хозяин устроил там хьюмидор и шкафы для бутылок рома,
но и холщовым мешкам с порошком осталось немало места
за бронированной дверью.
У Доминика, конечно, семья и дети,
а мне через неделю шестьдесят,
и в принципе, так или иначе, чем раньше, тем лучше.
Хотя хотелось бы еще немного покувыркаться.
Говорят, демографическая ситуация
и политическая система в моей любимой стране
пришли в полный раздрай.
Там пахнет новым государственным переворотом
и новыми хозяевами, что куда хуже.
Но отсюда все это кажется вполне преодолимым,
и, по крайней мере, все дурное, что должно случиться, если оно и случится,
то после моей жизни.
Здесь не принято говорить «после смерти»,
местные жители верят, что это приманивает злых духов,
как будто ты режешь сырокопченую колбасу
перед носом голодной собаки.
* * *
В ноябре на севере сумерки даже в светлое время дня,
Поэтому ночь становится чистым
Пространством для приключений.
Каждый вечер в девять часов
Девушка ждет не меня в баре,
Стайка подростков обходит условности несколько неуклюже.
Однако у них есть время
На постоянные тренировки.
Звериное начало утверждает правила поведения,
Разве что чувство сострадания иногда берет вверх над инстинктом соперничества,
Или наоборот, торжествует солидарность:
Зачем
Это потому, что случилась революция,
И все мы дети революции, при любом раскладе.
Вот видишь, ворон напрасно примешивался к беседам,
Вопреки мнению Эдгара По, все случится по расписанию,
Смотри комментарий Глазкова, том 38, страница 2784.
Я подумал о холодке всеобщности
с пятидесятилетней избранницей.
Она кормит его ананасом,
он облизывает ей пальцы
и смеется.
Лошадь прадеда на картине
поводит карим глазом.
Фортепиано
Поскрипывает.
Сын с подругой решают,
что надо вести себя как можно нежнее,
обстоятельней,
как настоящим взрослым.
Хотя подруге нет и двадцати,
и вся картинка кажется ей
цитатой из ненаписанной пьесы Фридриха Дюрренматта.
Похищение принцессы в
1.
В
после футбола
на стадионе в Ла Бока
мою милую
(кстати, она принцесса)
в неподходящий момент
в самый разгар процесса
игры
когда в ворота вкатили четвертый мяч
похитил безумный врач
2.
ее как сумасшедшую держат в больнице
но она там — единственный пациент
вся тонкая
в казенной ночной рубашке
ходит она по коридору
но только до туалета
а вокруг — январь
середина лета
в окнах колышется горячий воздух
но дикий доктор не собирается уезжать
на отдых
3.
под видом
еще одного пациента
как сырье
для проведения бесчеловечного эксперимента
я проникаю в больницу
и только изредка напоминаю себе
что это снится
4.
вот
я пришел на помощь
но
ты меня не помнишь
мне кажется, я опускаюсь на дно
но
проходят дни
и я снова тебе приятен
несмотря на коллекцию серых и бурых пятен
на пижаме
5.
пусть мы
в ужасном месте
но все же вместе
за колючей проволокой
в саду
гуляем
играем
в шахматы
или просто так гуляем
6.
ты говоришь, что твое имя Вера
ну, что же, милая, пусть ты — Вера
а я — Валера
7.
ты говоришь, что ничего не знаешь
что потеряла память
8.
но никто не может тебя заставить
не любить
меня
9.
ранним утром
я
подобно вору
крадусь по темному коридору
в твою комнату
я стучу
ты просыпаешься
встаешь
отодвигаешь штору
только вместе со мной
оказывается на пороге
новая медсестра
рожа — как будто с большой дороги
она покрашена под блондинку
у нее короткий халат
который открывает очень жирные ноги
теперь я даже не знаю, что нас спасет
эта жирдяйка обязательно донесет
10.
я говорю ей — здравствуйте
идите вы спите себе спокойно
и очень сдержанно и достойно
захожу в твою камеру
ты улыбаешься, будто ничего не случилось
ну, извини, говорю, так уж нечаянно получилось
сейчас она позовет своего вонючего врача
ты говоришь — плевать
и касаешься лбом моего плеча
а потом
вроде
никто не приходит
а мы ведь муж и жена
уже 8 лет
мы просто ложимся спать
11.
только семейное утро не наступает
через пять минут
нам пора вставать
своим ключом открывает
дверь
и злобный как зверь
как голодный, недокормленный
зверь
подлый доктор заходит в дверь
он говорит, что во мне он разочарован
говорит, что моя болезнь не лечится
что экспериментальный отдел, который этим занимается
будет расформирован
и он не будет со мной калечиться
я слушаю его тупые слова
и у меня проясняется голова
12.
он просто любит тебя!
он украл тебя
и держит как будто в башне
хочет подбить к тебе клинья
завести с тобой шашни
и еще —
он не врач, а на самом деле
колдун
ах ты старый, говорю, козел, уродище и пердун
я уйду отсюда
но ее не забуду
ох, я скоро за ней приду
ты пожалеешь, что
каждые 15 минут
к тебе будет приезжать
скорая помощь
которую я сюда вызову
и буду постоянно ее вызывать
полиция 110 десять раз
еще
приедет по моему вызову
и еще
я пришлю пожарных
я вернусь
и ты будешь сопли жевать на нарах
13.
я лежу на сырой траве
и смотрю на звезды
у меня
в голове
несколько дырок
и думаю, что если бы
в реанимацию отвести
то все равно уже поздно
с простреленным мозгом
я лежу
под стеной дурдома
от повреждений серого вещества мне начинает казаться
что все у нас получилось
и ничего не случилось
что тут уютно
и все мне знакомо
так проходит время
у меня ломит темя
наконец открывается окно на башне
и ты вываливаешься с третьего этажа
все в той же ночной рубашке
ты ползешь ко мне
я кошу на тебя глазами
ты подползаешь
и покрываешь меня слезами
холодной ночью
ты теплая
и родная
побудь со мной
пока я тут умираю
может быть даже лучше
что ты меня не узнала
как хорошо
что начинается
все сначала
14.
у любви нет внешности
нету дома
нету тела
без тела нет похоти
нет облома
все что ты бы хотела
чтобы с нами было
будет
ты — это все что было
и будет
15.
наступает утро
нас увидят люди
у меня из головы достанут тяжелые пули
а ты будешь
рядом сидеть на стуле
после того, что случилось
мы будем жить вечно
(до скончания дней)
ну, а доктор, падла, умрет, конечно
Еще раз в
решил ещё раз
у одного дискаунтера после Рождества была большая уценка
всего
350 евро туда и обратно
купил практически на последние деньги
остановился в хорошей гостинице
но конечно
не в центре
два дня шел проливной дождь
Ла Плата вышла из берегов и
вода билась в стены гостиницы
на холме перед станцией
причаливали лодки
слышалась русская румынская речь
не гулял, но купался
вода была не желтой, но прозрачной чистой
волны поднимали пловца
иногда
на три метра
можно было заглянуть в
однажды вечером сделал удивительную фотографию
открытая галерея у станции заканчивалась большим оконным проемом
заходило солнце
на галерее раскачивались тряпки
в дальнем оконном проеме
откуда то
разрозненной толпой по колно в воде
шли одетые в разноцветную одежду цыгане
потом
сам себя поздравлял с Рождеством
сам себя не похвалишь
никто тебя не похвалит
сам себя не поздравишь
никто тебя не поздравит
может, только ангелы
Отличный пасмурный день
1.
убежал от режима
оказался в Гватемале
на берег моря
большой дом сквозняковый
дочь скажем так среднего возраста — Асунсьон
на пляже другой старик
жарил рыбу
так я стал членом
тайного сообщества " tiempo inexorable»
2.
для проникновения в ткань времени
уходили на лодках в море
вдали от земли на теплых волнах
качались в раздутых компенсаторах
птицы рыбы брызги
движение вниз — путешествие
3.
Асунсьон была моей напарницей
ее отец — наставником неопытного ныряльщика
несмотря на диктатуру
посещали все более глубокие уровни актуальности
мне было 32
Асунсьон — 40 лет
так на практике люди узнавали
это самое воображаемое
прохождение времени
между условных геометрических точек
4.
однажды мы нарушили запреты
погрузились вдвоем
в шести километрах от берега
вышли на другом конце планеты
двенадцать лет назад
там где я еще жил
с родителями
5.
захламленная квартира
тесные запахи пыльные вещи
родителей дома не было
внезапно пришел Валера
за ним пришел тогда еще живой Саша
а я в этот момент рылся в холодильнике
6.
все сели за стол
ели вареную картошку
ребята обсуждали Асуньон
думали — моя невеста
она
поэтому спрашивали всякие гадости
мне было стыдно за них
за себя стыдно
тогда вдруг сказал:
мы пришли из будущего
7.
предложил им задавать вопросы
любые вопросы о будущем
например я знал
что Саша умрет через четыре года
а Валера пойдет работать на диктатуру
8.
но они ничего не спросили
только продолжали свои глупости и
смотрели на Асунсьон
смотрели на Асунсьон
смотрели
на Асунсьон
ну все
довольно
9.
решил не дожидаться родителей
потянул ее за рукав и вышли
во двор
надели снаряжение
стояли как пингвины
во дворе за детской площадкой
шумело море
туда сюда
море
10.
этим
ранним вечером
стоя по пояс в воде
мы прощались с ребятами
они смеялись
кричали с берега:
давай заделай ей Чука и Гека
а я понимал
что больше ничего этого не увижу
не увижу
да и ну его на хер
11.
вокруг нас еще плавали соседские дети
тогда я предпринял последнюю попытку
спросил посиневшего мальчика в очках:
деточка что бы ты хотел узнать о будущем?
мальчик подплыл
— дядя про будущее неважно
но прошу выполнить одну просьбу
— какую?
— вы получите премию мира
и будете выступать по телевизору
скажите во время трансляции:
Сережа Андрюша
документы лежат на клавиатуре
запомните -документы на клавиатуре
12.
когда мы выпрыгнули с глубины
меня подхватил дрон
лодка причалила
Асунсьон с отцом и рыбаком смотрели вверх
я проносился над ними
и возвращался
круг за кругом
13.
обеспокоенное лицо Асунсьон
вдруг становилось ближе
и уже
как бы крупным планом:
очень черные волосы по сторонам
лишь немного выступающий среди черт
вытянутый нос
ноздри
скулы
от напряжения
веснушки очевидно
покрывающие ее всю
целиком
от головы
до подошв
14.
представлялось:
соскакивая с дрона
ныряльщик берет ее
за лицо
сжимает
разглядывая морщины
целует в голову в лоб и так далее
наших двоих
детей
15.
столько лет
прошло
16.
и отец с рыбаком — их нет
17.
есть мы
нелегальные ныряльщики
также
потомки которые
жарят у воды рыбу и
моллюсков
на огне
открывается истинная
щедрость
чайка
ворует улов у пеликана
прямо
из клюва
18.
вот мать
и отец
как рыба и
рыба
отличный пасмурный день
на берегу
моря
Пасха Магдалины
Я пришла к нему, волоча свою петушиную лапу в четыре утра.
Рассветало, и небо прошло меня, словно дыня, насквозь
и так и осталось в груди и спине, как вода без ведра,
и в ней жаброй дышал рассвет, словно вытащенный лосось.
Я пришла к нему, потому что искала, там было темно,
и в пещере небо стояло, как лодка в ангаре с двумя
ангелами в коротких штанах, осыпанными как стеклом,
чешуей макрели и серебром слона.
Один — на корме с аккордеоном, что дышал и играл, как лев,
другой — на носу с железной дорогой, уходящей вовнутрь себя.
Два наших неба встретились и стали как круглый хлеб,
и не было, чтобы срезать его, ни у кого серпа.
Я пришла к тебе, потому что душа моя —
я тебе ее принесла, чтоб из могилы плюнул, за край подержал.
Я пришла, потому что тело мое как костер и стеклянный сад,
я тебе его принесла, чтоб, как ком, на лопату взял.
А они всё играют и бросаются во все стороны чешуей,
а я
и я вижу открытой и зрячей спиной, как ты растешь живой,
весь из лучей и земли — лопатой по этажу.
Ты стоишь, как черный колодец в сухих краях,
и в тебя заглянуть — кружкой мертвую воду пить.
Это я — твой колодец. Зайди внутрь меня, во мрак,
и увидь там себя: — льва меня и себя увидь.
в лапе —
в нем сошлись, чтоб нас вылепить, всех морей берега,
он им весь — позвоночный залив, простосердечный дар.
А
и железный гребень идет сквозь медный узел волос.
Из земли тебя не лопата достала, а широкое колесо
марронской телеги, и червь твой небом прирос.
Страшно, знаешь, страшно, когда переливается этот мы-
спасение берегам, прачечным, черной Ксантиппе, китам,
когда он, как бензин по воде, то лилов, то горит, то слеп,
и в нем кровью твоей склеен мир. Он идет по следам
райских слонов любви, чернозема ангельских уст,
перламутровой музыки, где глаз наших встали холмы,
шепчет, как аккордеон, давит ракушки вхруст,
и, как сердца обрубок, в нем бьемся от мамбы мы.
С нами Педро и Лафонтен, черная бабочка, и апостол Фома.
Мертвецы к нам идут в подушках белой земли,
мужчины в шелках и бусах, и между ног у них — тьма,
и аккордеон играет для мадонны моей Эрзили.
В тебе — я земля другая, бензиновый бог мой, лев.
В тебе мое сердце красней, чем алый пожара шелк.
В тебе мои руки белей, чем у стриженных белых дев.
потому что сожрал их и выплюнул свет твой — волк.
Пляшут вокруг нас Пьеро, голубой колышется крепдешин,
саксофон ревет, как земли Божья тварь, осел.
Ты идешь по лестнице вверх, лев мой с книгой, как света кувшин,
чтоб Отец рабынь и китов про Себя из нее прочел.
Чтоб кричал саксофон петухом на ограде другой страны,
чтобы калики шли с перелетным голубем да ослом,
Голубиную книгу чтоб в Суздаль с Гаити несли,
выкопанную из неба Божьим клювом да горбатым орлом.
Черная Магдалина
Не ходи, мой черный Христос за гору, далеко,
здесь жизнь свою расплещи, как белую лодку ключей.
Я иду, как холм земляной, в землянике сердец, глубоко
внутри сердца могила моя, там течет ручей.
Я иду, осыпаясь, и вновь я — мяса кусок,
что швыряют в колодец раджи, чтоб прилипли верней
заводной соловей, изумруд, золотой песок,
ветер желтых пустынь, кирпичи глинобитных дней.
Барон Коррефур, расстели меня, словно плат,
под черные ноги Его из снега, с травинкой дня.
Расстели меня вдоль, как глиняный неба пласт,
чтобы небо меня всосало и выплюнуло меня.
Ты иди, мой снежный, мой черный
ты иди, как тайфун, а я здесь, как смерч постою.
Восходи на брус, словно воз, полный черных роз,
восходи, как барс, рассыпаясь на грудь мою.
Шевелись, как луч, снаряженный издалека,
из пальцев собранный, просвечивающих у печи,
из бычьих мускулов, из меда да молока,
из живой пустоты, из пара да из парчи.
Мое сердце в сто земляничных ягод во мне цветет,
в черную грудь мою осыпается
и сдвигает холмы плеча поворот,
империи и шалаши всасываются в меня.
Я легла, как волчица, под черный с Тобою брус,
чтобы смог губами достать, захватить сосцы,
чтобы неба холмистого оказался б нежнее груз,
и я глухо хриплю, и я щерю на крест резцы.
Из могилы моей выходят на свет моря,
и мамаша Бриджит на зеленой лодке плывет,
и топорщится сердце мое, словно алый ком снегиря,
и святая вода, как кровь, до дна достает.
Мускулистей могилы с сердцем мой вой, и светлы резцы
под твоими руками, упершимися в косяки
в смерть распахнутой двери, и свет, как на ринге борцы,
входит в этот квадрат, сцеплен до гробовой доски. —
В квадрат, в ночь распахнутой двери, где белый перрон, вагон,
и где
и где белый сугроб бьет ногой, как убитый слон,
и в вагонном окне все гвоздика
Мое темное время пришло, горсть распаханных звезд!
Потемневших лучей гуталин, наживная вязь!
Все уходят с холма, все уходят с меня — из слез
моих сложат холмы, их могилы, их гул и грязь.
Вот и небо сходит тебе на плечи, сынок,
вот
как волчата в репьях, катаются возле ног
из черного снега, из белых небесных глин.
Я вылижу твою мертвую шерсть, ледяной висок
горячим своим языком, заговорю кровь.
Под воем моим к волоску прильнет волосок,
чтобы смог ты, как лодка, качнуться, поплыть вновь
в
в пустоте мускулистого танца, что белому не сплясать,
съежиться, скучиться — в темный асбест огня
и небо, как теплый кулак, навсегда разжать.
Чтобы раковины глубина без слоеных напрасных стен
оказалась одна и сжималась, как в уголь — свет,
и входила, как лев, в тесный проулок вен,
где живой и мертвый целуют пустой след.
И я вою на желтую, в волчьей маске луну
и тебя покрываю, как миррой —
И как кровь и шерсть, прилипшие к колуну,
на замахе звезда шевелится надо мной.
30.11.2019, 1879 просмотров.
