Несколько месяцев назад во время подводных работ на территории
Таким образом, перед нами уникальная находка — одно из немногих текстовых свидетельств, относящихся к временам до первой мировой
Одна из таких дорог именовалась «Московское центральное кольцо». Её открытие сопровождалось различными ритуальными действиями, в числе которых была поездка группы поэтов по кольцу с зачитыванием стихов на каждой станции — некая разновидность обряда освящения дороги.
Текст является описанием этой поездки одним или несколькими из её участников.
Подъехали на станцию «Шоссе Энтузиастов» почти ровно в двенадцать. Не видно никаких знакомых и пока не заметно никого из потенциальных участников акции. Уезжает наш поезд, подъезжает и уезжает встречный, платформа пустеет. Видимо, те несколько человек, что не уехали — как раз и есть поэты или слушатели. Начинаем проверку этой гипотезы, подходим, спрашиваем. Гипотеза подтверждается. Ждём. Приезжает ещё один поезд, одновременно с этим увеличивается количество людей, входящих на станцию. После отъезда поезда и некоторого очищения платформы нас становится уже больше. Появляются организаторы — Данил Файзов и Юрий Цветков, рассказывают немного о предыстории и подобных поэтических чтениях, происходивших ранее в метро и в электричках[1]. Договариваемся, как будем действовать: в поезде не читаем, на каждой станции выходим, читают
В ожидании поезда пробуем начать чтения. Первым пробует Александр Курбатов. Называет своё произведение
Взгляните на меня — я дед,
Я долго жил, меня зовут Джавдет,
Ни Сухов, ни Саид, ни Абдулла
Не озаботились моей поимкой,
Советска власть была, потом прошла,
Я прожил
А режиссёра фильма Мотыля
Я упросил, чтоб в кадр не попадать ни разу.
Гражданочка, добавьте три рубля
На минеральную без газа.
Стихотворение заканчивается, до поезда ещё несколько минут, но желающих продолжить пока нет.
Интервалы между поездами около десяти минут, на кольце около тридцати станций (немного меньше — некоторые пока не открыты) — получается примерно триста минут или пять часов на всё путешествие. Так что первоначальные расчёты закончить все до трёх кажутся слишком смелыми. А ещё ж вылазки «на природу».
Подъезжает поезд. Загружаемся. Станция «Соколиная гора» не доделана, проезжаем без остановки. Станция «Измайловская». Выходим. Нас уже ждут. Образуем неправильной формы кружок. К кружку подтягиваются люди, здороваются, нас становится больше раза в два. Ещё раз для всех присоединившихся Файзов описывает порядок наших будущих действий.
Тут
***
эти руки эти ноги
эти маленькие груди
так хотелось их потрогать
а вокруг всё люди
на мои большие чувства
был ответом секс банальный
с точки зрения искусства
жест не слишком актуальный
Загружаемся в поезд. Едем мимо бутафорского Измайловского кремля. Для человека, не знающего, что кремль бутафорский, он, наверное, издали выглядит исторически достоверно — обшарпанный и запущенный.
Станция «Локомотив». Нас ещё прибавляется. Вызывается прочесть Николай Байтов:
Кто позабывает про презерватив,
Тот заболевает за Локомотив.
(фанатская кричалка соперников футбольного клуба «Локомотив»)
Всё. Вот такое короткое. Есть ещё время до следующего поезда. Читает Татьяна Милова, про железнодорожное кольцо, но другое — испытательное кольцо в Щербинке:
***
Ще́рбинка. Полигон.
Зябко; рельсовый путь
Свернулся в кольцо.
За колесом колесо,
За вагоном вагон
Поезд следует в назначенный пункт —
Ще́рбинку…
<…>
… Здесь кончается свет
И начинается миф,
Океан лижет рельсы и край черепахи,
Погружая в себя за предметом предмет —
От флажка «Миру — мир!»
До весьма уже ветхой, но чистой рубахи.
Не успеваю всё записывать и запоминать, только начало, конец и некоторые куски. Ладно, снимающих видео много, потом посмотрю, восстановлю. Татьяна читает ещё одно, но тоже короткое. Есть ещё время до поезда.
Паузу опять разряжает Алексей Сосна — начинает читать
…юности захлопнуто окно
да и Катька — Волкова давно
Следующая станция — «Бульвар Рокоссовского». Процесс уже входит в ритм. Читает Юлия Скородумова:
***
Скорый поезд минует вокзалообразную станцию —
областных устремлений престол.
Ветер врачует преклонного возраста статую,
отбиваясь от вороха жухлых больничных листов.
<…>
Поезд тянет, хрустя позвонками, гусиную шею.
Мир меняет состав, консистенцию видимой зги.
<…>
Ты уже ревизор. Мы уже подъезжаем к острогу,
не решив с неизвестным тобой уравнение рельс,
коим грезит на полке, завернут в казенную тогу,
обкурившийся дымом отечества эпикуреец.
Доезжаем до станции «Белокаменная». Наверное, это будет самая тихая и невостребованная станция кольца. Возле неё нет никаких жилищ, никаких предприятий и организаций, только маленький вокзальчик, построенный сто лет назад. По другую сторону путей — Лосиный остров и
Огибаем высокохудожественные гаражи, располагаемся на полянке. Солнышко, тепло, хорошо — самая правильная осень. Извлекаются пластиковые стаканчики, некоторая закуска,
На платформе, пока ждём поезда, читает Евгений Лесин — совсем недавнее, написанное как раз по поводу этой нашей поездки:
Ну, не пугайся, жизнь легка.
Допей ситро, бутылку водки
налей туда — и мы красотки.
Пошли уже на МЦК.
Следующее:
***
День города ведь, кажется, прошел?
И выборы прошли, и весь народ
Увидел, как все стало хорошо…
Лишь бабье лето
Точней, идет, но
И ладно, обойдемся до поры:
За вычетом проделок США
Все горести от баб и от жары.
Не надо делать умное лицо.
Смеется справедливо вся страна:
Московское центральное кольцо
у нас одно — Кремлевская стена.
Не знаю, может,
Другая жизнь и параллельный мир.
Не буду я командовать страной.
Мочалкам я и то — не командир.
***
У платформы Северянин
погиб нетрезвый гражданин.
С работы он ушёл пораньше,
— из армии вернулся сын.
<…>
В то время, на его несчастье,
шла электричка из Москвы — и
разорвала его на части
и разломала на куски.
***
В Ростокино ограбили спортивный магазин.
Днём в него ворвались четверо мужчин.
Двое были в масках, третий был ментом,
А четвёртый — в штатском и вроде ни при чём.
<…>
Об этом сообщили в
Четыре фоторобота расклеили везде:
Двое были в масках, третий был ментом,
А четвёртый — в штатском и вроде ни при чём.
По кольцам Москвы
так удобно считать года:
«В каком ты родился?
Я в том, где замкнули МКАД!»
В бульварном изъян —
это, видимо, навсегда,
Садовое плачет —
ты помнишь, был
А дальше, до МКАДа,
всё кольца по номерам —
<…>
Москве стало тесно,
ей кольца натёрли, жмут,
Она убежала до
Троицка молоком.
***
В минувшую среду на станции Лось
что было предсказано — то и сбылось.
Электричка
пешеходы внутри переулков
машины внутри дорог
сюжеты конфеточные обертки
электричка медленно пронзает пригород
брызги эфира испаряются с кожи вагона
машинисты с кружкой горячего чая
древние первопроходцы вглядываются во тьму
<…>
карта железных дорог подмосковья
супрематический цветок сердца
на стенах
радиоголос напоминает
следующая станция — жжжышшшшцчцшшш…
Пересказка
на красной площади кощей
над златоглавой русью чахнет
не давно, но и не пахнет
<…>
Но тут герой легко и смело
Схватил иглу за два конца.
***
Богиня ботанического сада
ты красишь волосы зелёною водой
твои колени цвета шоколада
не щекотал обходчик бородой
твои глаза прекраснее порока
ты далеко идёшь издалека
остановись у моего порога
Выходим в город. Тут вокруг станции действительно город — рядом метро, много людей.
В ожидании поезда читает Ксения Егольникова:
***
О! Если, выслуживаясь перед музой трагедии, выкроить час
Включить радио и треснуть ближнего по покатому лбу
Взбунтуется ближний, полетит шапка, завоет радио Дачники
Но ни один космический клевер не шелохнётся на ветру
— Скажи мне, сварливый ревнитель,
железных дорог ревизор,
зачем так угрюм и презрителен
твой душу пронзающий взор?
Зачем ты меня так позорно,
не слушая жалоб моих,
выталкиваешь на платформу
и грубо при этом бранишь?
Я езжу всегда без билета.
Я право имею на то.
Ведь мне за работу поэта
ведь тоже не платит никто.
Я честно работаю даром,
я людям себя раздаю.
И нет у меня гонораров
На пригородную езду.
— Заткнись ты, писака бесстыжий,
никчемных словес демагог!
Сравнил свои глупые вирши
с движеньем железных дорог!
— А вот и моя остановка.
Спасибо, старик. Мне пора.
***
…Молчи, ложись. (Как снег несёт
Названья станций за окном!)
Молчи, ложись — и ни о ком
Не говори, не помни, спи.
Состав, затерянный в степи,
Гремит дверями вразнобой…
Молчи, ложись — и Бог с тобой.
Самострел
Этот парень так и не смог обыграть свой мобильник
Лежит теперь с простреленной головой
<…>
Взрослый мужчина не должен трахать шестнадцатилетних девиц,
Взрослый мужчина не должен трахать шестнадцатилетних девиц,
Взрослый мужчина не должен трахать шестнадцатилетних девиц,
Особливо своих учениц.
Шестнадцатилетние девицы не должны трахать взрослых мужчин,
Шестнадцатилетние девицы не должны трахать взрослых мужчин,
Шестнадцатилетние девицы не должны трахать взрослых мужчин,
Особливо без веских причин.
***
Утро. Улица.
Скребут, царапаются тормоза,
Мельтешат дверцы,
Солнце в глаза, в самое сердце,
Скоро родится весна и на этом деревце,
Скоро весна подойдёт вплотную, поднимет лицо,
— Алло, птица, пора бы приободриться,
Никому не легко, кончилось у Господа молоко,
Птичье твоё молоко…
…рядом Олег, Ольга, Ницца,
да, какая уже разница,
когда облака или, скажем,
река, вагон,
то да сё,
качаешься в такт и всё.
(Диана Рыжакова)
…птицы наверху захлопываются и распластываются.
На середину улицы — туго, словно идёшь по дну —
выберешься, смотришь: чайки апрельско—майские,
впутавшиеся в голубизну…
(Ольга Вирязова)
***
Пройдут года, как поезда:
Вспоминают ещё нескольких людей, которые не смогли — Геннадия Каневского, Дмитрия Данилова, Данилу Давыдова.
Инерция железнодорожного настроения приводит к коллективному распеванию песен соответствующей тематики: «Последняя электричка», «На Тихорецкую состав отправится…», «На Киевском вокзале стою я молодой…» Разведгруппа, высланная на поиски магазина, нашла по запаху не магазин, а целый хлебозавод. По этой причине, вернувшись на станцию, там больше ничего не читали, а отламывали и ели горячий батон.
Кольцо как будто ускоряется, станции «Панфиловская» и «Зорге» ещё не открыты, тоже без остановки.
На станции «Хорошево» читает Елена Дорогавцева:
***
Хотела быть водителем трамвая
троллейбусом хотела я водить
в душе я шоферюга недобитый
на площади вокзальной я стою
таксую за пятьсот рублей на пиво
стреляю беломор в Замоскворечье
за до угла готова расшибиться
и в крайний левый хук по запчастям
чтоб воробьям забить по самой гайке
по улице моей новопесчаной
чтоб как в моём на Соколе кирпичном
тот скользкий звук и тень на потолке.
Продолжает чтения Ольга Ильницкая:
***
Сидели ласточки на стенке,
Как будто косточки на счетах,
Согнув условные коленки,
А драный кот их взглядом щелкал…
После такой безобидной зарисовки переходит к стихам про Украину, читает эпиграф:
Склоняли долго мы главы
Под предводительством Варшавы,
Под самовластием Москвы.
Но независимой державой
Украйне быть уже пора
К самому стихотворению перейти не успевает — приходит поезд.
Станция «Шелепиха». Александр Курбатов исполняет «Марш энтузиастов купания в черте города»:
***
Идём купаться в
И не бояться ступить на стёкла!
На стёкла можно ступить везде —
Потом само зарастёт оно.
<…>
Идём купаться в
На Шелепихинском диком пляже.
Трусы и рубашка лежат на земле,
Лежат как память о нас, отважных.
Трусы и рубашка лежат на земле.
Мы не побоялись попасть под баржу.
Потом переходит к песне, не относящейся к району Шелепихи:
***
— Собачика, собачика,
Скажи, пожалуйста, собачика, собачика,
А где тут улица Лобачика, Лобачика,
А то никак я не найду…
Допевает уже в вагоне:
…И вот они, обнявшися,
Друг друга радостно узнавши и обнявшися,
Про детский сад развспоминавшися,
В бермудском треугольнике,
Там где Мелькомбинат «Сокольники», «Сокольники»,
И где бесследно исчезают алкоголики,
Быть может, счастие найдут.
Доезжаем до станции «Деловой центр». Станция помещена в прозрачную зелёную трубу. Поэтому весь окружающий мир видятся отсюда зелёным. Исключением является полоска неба вверху, в промежутке, где пластиковые половинки трубы смыкаются не полностью. Небо в этом промежутке кажется
В этих футуристических декорациях читает Данил Файзов:
***
постой покури паровоз твой на дальнем пути
и может еще обернуться успеешь
и шапку натянешь и шарфиком шею
еще обмотаешь и двинешься в сторону от
<…>
но холодно пальцам сжимающим мятный билет
и психосоматика психо сама
возможность остаться сникает и сходит на нет.
После Файзова читает Юрий Цветков. Начинает с предуведомления:
— Два коротких стихотворения на одну тему и одно на другую. Посвящённые, как обычно в последнее время, семье:
***
Мелькнула стайка балерин
И в доме музыка, играем,
Изобразила Надя ряд картин,
Кота кормить не забываем.
А жалко
И второй текст
(Лесин:
— На ту же тему? Ты пугаешь.)
***
«Коли мы бiдны,
Так и должны быть бiдны», —
говорила прабабушка моей жены Ксения Леонтьевна.
И была права.
Но не в смысле духа или денег.
А в смысле, что все мы смертны.
И на другую тему:
(Лесин, облегчённо:
— Ну, давай уже.)
***
Тут ведь как —
Либо либидо,
либо обида,
либо сам дурак.
А груди — как дули.
Опять надули.
Подходит поезд. Загружаемся в него. Поезд вывозит нас из зелёной трубы. Постепенно глаза отвыкают от зелёного, сиреневое небо плавно становится голубым. Перегон короткий — переезд по мосту над рекой, тоннель под Кутузовским проспектом и сразу же станция «Кутузовская». На станции продолжаются
Еднiсть
Ладонь у долоню,
долоню в ладонь.
Переклик чистых «до».
Единство дум, братерство мов
скрiзь соль и сiль — в одно.
Мiй тато родом
а ненька — з степу,
Елена Семёнова читает, частично заглушаема визгами пилы. Между колонн выглядывает охранник, видимо, привлечённый предыдущими звуками украинской речи, к нему подходит ещё один, потом ещё один, они слушают, совещаются — являем ли мы собой несанкционированный митинг? Мешаем ли проходу пассажиров? Вроде бы успокаиваются, мер никаких не предпринимают, слушают.
***
Шеей, крыльями помавает, вздрагивает в тишине.
Весь её облик как бы торопится извиниться
За то, что она есть — во сне и наяву, внутри и вовне…
…Женщина — внезапная, путаная, противоречивая
С просвечивающим на щечке лебяжьим пушком,
Вдруг — заливается песней щемящей кручины
В горнице детскому богу в доверчивое ушко.
Опять переезд над водой — до Лужников.
На станции «Лужники» читает Евгений Лесин. Сначала стихотворение «Кривое нецентральное кольцо», затем — романс «Не говорите мне — алкаш…»:
***
Не говорите мне: алкаш,
Скажите: алкороссиянин!
А то и Крым уже не ваш,
И мэр столицы не Собянин…
Ещё раз проезжаем над водой. Станция «Площадь Гагарина». Единственная «подземная» станция кольца, находится в тоннеле под Площадью Гагарина.
Читает Ольга Вирязова:
***
Солнце доставали из печи
и студили на дожде, студили…
Над словами лампочку включить,
чтобы далеко не заходили…
…Многоножки выбирают жизнь —
разбежались, угодили в
клювы. Так им жаждалось чужим
причаститься насекомолюто…
Здесь нас покидают ещё несколько человек, в том числе Цветков и Файзов — им нужно успевать на вечер Владимира Аристова. Но ожидается и пополнение — Файзов говорит, что ему звонили: нас догоняет семья Денисовых — Алексей Денисов, Елена Круглова и их дочь Лиля. Договариваемся, что будем их ждать на следующей станции «Крымская».
Александра Казарновская читает, адресуясь к покидающим нас:
***
Еврей, не покидай Россию,
В
Ты вспомнишь русскую осину,
Где ты повеситься хотел.
На станции «Крымская» выходим, поднимаемся на насыпь над железной дорогой. Раньше тут был дикий пригорок, заросший травой и кустами. Теперь его решили окультурить — кусты повыкорчевали, завезли земли, разровняли. Среди комьев земли осталось торчать одинокое деревце, возле него мы и располагаемся. Да, семья Денисовых нас догнала, но не в полном составе — только мама с дочкой. А Лёша Денисов идёт пешком от «Шаболовской» до площади Гагарина, потому что у него денег нет на метро, а кольцо пока бесплатное. Так что надо подождать, скоро он нас догонит. Вот и ждём. Солнце светит уже почти горизонтально. Кажется, что становится теплей. Неожиданно выясняется, что нас догнали Света Литвак и Николай Байтов — они возвращались в Ботанический сад за забытым там букетиком и теперь приехали обратно. Объясняем, как нас найти.
Привал получается
…Сколько же лет прорываюсь на электричках
Через багряное, беззвучное это пламя,
Сколько же раз кровь моя поменялась!
Пляшет, вахлачка, лицо подернув туманом.
Так вот и не заметишь, взгляда не отрывая.
Так вот войдешь — и не заметишь; а поезд едет.
(«Прячешься в городе два, и три дня, и знаешь…»)
Перегон до станции «Верхние Котлы». Шпаргалки и заготовки закончились, но впереди до замыкания кольца ещё немало станций. Решаем, что дальше можно читать в произвольном порядке, кто что вспомнит, своё, не своё — не важно.
Елена Круглова сразу же начинает с Маяковского:
***
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Подхватывают хором Юлия Скородумова и Виктор Черненко, из Кручёных:
***
Дыр бул щыл
убещур
скум
вы со бу
р л эз
Опять Круглова, из Хлебникова:
***
И черный рак на белом блюде
Поймал колосья синей ржи.
И разговоры о простуде,
О море праздности и лжи…
Не помнит, как там дальше, поэтому, чтобы не терять темпа, перескакивает на Лермонтова:
…А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Заканчивает под аплодисменты окруживших нас «надменных потомков». Лесин вспоминает Северянина и читает в камеру спартаковскому болельщику Максиму Кузнецову:
* * *
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.
Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу.
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.
Отваживается прочесть Валерий Панфилов.
— Чужое?
— Нет, своё.
— Вот ты сволочь, а!'
Читает:
О! Падший лист.
Видит, что все на него смотрят и ждут продолжения. Поясняет:
— Всё
— Прекрасно!
Юлия Скородумова тоже вспоминает:
Всё снега вокруг и снега
Ты наставила мне рога
И поэтому в тех снегах
Я приду к тебе на рогах
(Никита Зонов)
— Дальше не помнишь? Или всё?
— Всё
Поезд. Опять над водой. А затем по территории бывшего завода ЗИЛ. Территория превращена в ровное поле, в котором в нескольких местах, как последние зубы торчат крошащиеся бывшие корпуса завода. За ними вдали краны строят новые жилые комплексы. На фоне
Продолжается чтение
Николай Байтов:
— Стихотворение, автора не знаю. Когда я был маленьким, школьником, шёл по улице, и там был
***
Двадцатый век
Из мыльного завода
А я из ЗИЛа выхожу
Товарищ, ты с какого года? —
Сегодня (и завтра) я тебя спрошу.
Александр Курбатов поёт песню «Пьяные часто падают»:
Прикоснись к земному шару двумями руками,
Прикоснись к земному шару, хоть он на ощупь совсем не шар.
Прикоснись к земному шару и стань, как каменный памятник,
Прикоснись к земному шару, превратись в земной шар…
Александра Казарновская начинает вспоминать стихи из «Весёлых картинок»:
…Как же ты пролез в стакан —
Удивился великан.
(Генрих Сапгир. Встреча)
***
Кит приехал в Магадан —
Больше дома чемодан!
Кит носильщика просил:
— Посадите на такси!
— Нет — сказал ему носильщик…
(Иван Демьянов)
В общем,
Уже поздно — семь вечера. Никто не рассчитывал, что наше путешествие так затянется. Решаем «Автозаводскую» пропустить, «Дубровка» ещё не открыта. На «Угрешской» выходим для последней передышки.
На «Угрешской» у выхода со всех сторон заборы. Далеко отходить неохота. Находим холм, по которому проложены
Курбатов поёт песню про последний московский трамвай. Там упоминается угрешский
У Елены Семёновой (Листика) обнаруживаем листики со стихами. Начинаем их друг другу передавать и читать по очереди:
«Ну что у нас? — Кастрюля всей вселенной —
Варить её на медленном огне…
…Я не поэт, я просто птичий грай…
…Где на фосфорическом дне…
Вдохновлённые этим фактом, решаем больше станций не пропускать, выходить и читать на каждой, как изначально и было задумано. Поочерёдно выходим на пустых и тёмных станциях. «Новохохловская», «Нижегородская», «Андроновка».
В ход идёт всё, что вспомнилось:
Рисунок
…И я понял, что замысел,
который движет нашей рукою,
Выше, чем вымысел,
который доступен нашей руке.
И потому вовек не будет
труд наш напрасным, а замысел — праздным.
И будет прекрасным
дело, которое изберём.
И все наши годы — лишь плавные переходы
между зелёным и красным,
Перемены погоды между апрелем и сентябрём.
Ю. Левитанский
…То ли дело, братцы, дома…
Ну, пошёл же, погоняй!
А. Пушкин. Дорожные жалобы
Алексей Денисов вспоминает даже Евгения Рейна, называя его
В парке
В закрытом на просушку парке
для разыгравшейся овчарки
разбег и холоден и мал.
Ее хозяин смотрит хмуро.
«Все прочее литература», —
я раньше это понимал…
На «Нижегородской» Николай Байтов исполняет по заявкам про акулу:
***
Пришла акула чернорылая,
За ней акула длиннокрылая.
Они злокозненно курсируют
Вблизи курортных берегов.
Они питаются туристами,
Причём, как правило, российскими —
Пойдешь купаться и останешься
Без рук, а может, и без ног.
А бедный мальчик в детском садике
Настолько спятил
Что покусал всех воспитателей,
И даже нескольких детей.
Он возомнил себя акулою,
Так что испуганным родителям
Пришлось скорей в театр кукольный
Его вести, чтобы отвлечь.
Замыкаем кольцо на станции «Шоссе Энтузиастов».
У-
Прощаемся и разъезжаемся. Часть в одну сторону по кольцу, часть — в другую.
Нас становится всё меньше и меньше.
Тринадцать.
Девять.
Пять.
Трое.
Двое.
Обнаруживаем в рюкзаке пустую бутылку. Возникает идея, что самым правильным будет засунуть эти листки с описанием поездки в бутылку и отправить её в плавание. Да, так лучше всего. Интересно, кто найдёт бутылку?
Подробный анализ и расшифровка текстов ещё предстоит. Но для меня лично самым сильным впечатлением и самым неожиданным открытием явилось вот это ощущение полного счастья, сама возможность локального счастья при общем движении к гибели. Наверное, поэтому я поддался на уговоры странного человека Одарченко, который уверял, что у него есть технология отправки информации в прошлое. В конце концов, мы ничего не теряем. Так что можно попробовать.
В общем, ловите сигнал, что вашу бутылку нашли.
Николай Катмаков,
Институт древних рукописей им.
В самом конце
08.10.2016, 2363 просмотра.