Теперь мало кого благословляют. В смысле — в гроб сходя.
Потому что для благословения надо прежде заметить благословляемого. С этим у старшего поколения, которому уже пора, очень большие проблемы. Потому как гедонизм и самолюбование до самого последнего часа.
Представители сходящего поколения в подавляющем своем большинстве продолжают жаждать славы, почестей, публикаций, оваций. И, что совсем уж непонятно, премий, которые, как известно, невозможно контрабандным манером переправить через границу между двумя мирами. Где уж тут заметить
К счастью, не без исключений. И Татьяне Риздвенко в этом смысле повезло. Ее заметила — было это лет десять назад — Наталья Горбаневская. Заметила и благословила. Для поэтов оборотистых, рвущихся из связок и сухожилий, выстраивая свой имидж, это был бы прекрасный повод прибавить к своему символическому счету солидную сумму. Однако Риздвенко не такова. Может быть, она и хотела бы проделать нечто подобное. Кто из нас без греха. Точнее — абсолютное отсутствие честолюбия и полное презрение к собственной литературной судьбе подозрительно, свидетельствует о «неполном служебном соответствии». Да, может быть, могла бы. Но реально — Риздвенко не может. Поскольку этому препятствует, против этого восстает ее прирожденный аристократизм. То есть недостойно. При этом и некрасиво. Этическое и эстетическое связаны для нее неразрывно.
Все это промысливалось, когда я пробирался по Никитскому, сданному Собяниным без боя снежным полкам, к
Придя в
Это тоже вполне объяснимо. Татьяна Риздвенко не живет в фейсбуке. У нее свой успешный дом. Она прекрасная мать и жена. Замечательная хозяйка. Страшно сказать — в августе она варит варенье!
Вместо того чтобы интриговать в социальных сетях, судить правых и неправых, скандалить, бороться с харассментом, отчитывать наступивших на мозоль, призывая на помощь соратников и соратниц, с которыми выпила на тусовках не одно ведро алкоголя, закусив его пудом соленых девичьих слез…
В общем, вне удушливого мирка. Но с окном, распахнутым в реальный мир.
Это было ясно по тому, что в зале собралось изрядное количество людей, к литературе отношения не имевших. Не сочинителей/сочинительниц стихов, а их читателей. То есть читателей многих стихов, в том числе и Риздвенко. Именно на нее они и пришли.
Что в нынешней ситуации — аномалия. Обычно собираются люди цеховые. Не столько чтобы послушать, сколько пообщаться в «родной семье», всё в том же мирке. Ну и еще
Вот в такой вот ситуации распахнутого в мир окна и читала Татьяна Риздвенко. Читало новое, написанное за «отчетный период», хотя периоды у нее совершенно непредсказуемые.
Разумеется, руководствуясь жаждой систематизации, ее стихи можно вписать в
Пышная визуальность в стихах возникает благодаря двум моментам — внутреннему и привнесенному. Это внутреннее Риздвенко
Да, стихи Риздвенко насыщены зрительными до осязаемости образами.
* * *
Вот стометровку школьницы бегут…
Порывистое это загляденье —
мелькание локтей, коленок, пят,
девчачий пыл, горячий школьный пот,
и нету больше никаких забот,
чем эти наблюденья…
Бегут они, худышки и толстушки.
Мелькают груди, плечи и лодыжки,
кроссовки, кеды, белые футболки,
уже не пионерки — комсомолки
могли бы быть, не будут никогда.
* * *
Как мы блины, как нас блины, как я…
Как ели мы друг друга — я и блин.
Друга в друга заворачивали масло,
Икру, сметану, сердце, пикули.
И стопками, как писчую бумагу,
круглы и нескончаемы блины,
нам всё несли…
Но, естественно, это не холодная визуальность. Что, собственно, и не требует никаких доказательств. Барочную роскошь насыщает эмоциональностью вибрация кисти, мазок. Именно такая «мелочь» и определяет творческую индивидуальность поэта, неповторимость лица. И даже, скорее, не лица, а узора на кончиках пальцев, касающихся клавиатуры.
Существует теория, предложенная в XIX веке итальянским
С работами Морелли в свое время познакомился Артур Конан Дойл. Шерлок Холмс — это в значительной степени продукт итальянца. Его «метод дедукции» опирается на уликовую парадигму.
Все это сказано к тому, что года три назад Риздвенко начала писать рассказы. Освоилась в новом жанре довольно стремительно, без пробуксовывания, зачастую случающегося при переходе с поэзии на прозу. (Поэзию, разумеется, не оставила). И вот здесь ее «избыточное зрение» работает столь же эффективно, как и нюх Холмса. Буквально все наблюдаемое, каким бы банальным оно ни казалось обычному зрителю, складывается у нее в яркие трехмерные вербальные картины.
Сущность ее персонажей, их предысторию и даже будущее, за которыми автор охотится в повседневной жизни, с головой выдают походка, осанка, манера говорить и держать сигарету. И
Вот именно с таким «расследованием» под названием «Русалки» и познакомила Риздвенко в конце чтений.
Закончим банальностью. Так называемым неформальным общением, с чоканием и здравицами, которое завершило вечер. Однако оно в конечном итоге стало свидетельством того, что Татьяна Риздвенко не совсем потерянный человек. В смысле — для поэтической богемности. Утром выяснилось, что для приведения себя в рабочее состояние ей понадобились две таблетки пенталгина. Так что ничто человеческое…
Владимир Тучков
30.05.2018, 3150 просмотров.
