«Пространство – это вещь, для которой у нас нет языка»
16 февраля в нижегородском кафе «Б/у» прошёл поэтический вечер Михаила Айзенберга. Помимо того, что продолжительное, около полутора часов, выступление такого замечательного поэта – очень значимое событие в литературной жизни города, важен тот факт, что предыдущий вечер Михаила Айзенберга был в Нижнем Новгороде около десяти лет назад. Таким образом, внимательный, вовлечённый слушатель-читатель получил возможность проследить колебания, сдвиги поэтического мира за такой значительный период, тем более что в этот раз звучали и стихи, которые Михаил Айзенберг читал тогда (причем они сразу опознавались не просто как знакомые, а как именно услышанные), и новые.
Мне показалось, что речь стоит вести не о движении из точки в точку, а именно об амплитудных колебаниях, которые скорее объясняются не приращением опыта, а эмоциональной наполненностью, не зависящей от продолжительности времени. Поэтический мир Михаила Айзенберга был целостным и уникальным десять лет назад, и остался таким, только с включением описаний новых фрагментов.
надо мне собою стать
надо мне собой остаться
чтобы по полу кататься
пыль густую собирать
в пыль густую собираться
в пустоту летит жетон
пустоту берет на веру
стук картона о картон
стук фанеры о фанеру
стук металла о металл
если б в ком меня слепили
я б по комнате летал
только воздух легче пыли
Собой остаться – не менее важно, чем собою стать, внутреннее движение поэтического мира направлено не на эволюцию, а на собственно мир. Да и вообще, уместно ли – хотя бы с некоторой точки – понятие эволюции, когда речь идёт о художнике? это что – плавники поменять на перья? В самом этом решении – остаться собой – и во внятном его проговаривании – огромное, в моей читательской практике, может быть, единственно встреченное литературное мужество.
Процитированное стихотворение кажется мне знаковым для всего вечера ещё и потому, что после чтения в ходе беседы автора и зала возник неизбежный разговор о творчестве Михаила Айзенберга как особого рода поэзии пространств и связанном с ней мироощущении постакмеизма.
Прозвучал вопрос об архитектурном образовании поэта как моменте, предопределяющем такое мироощущение и/или предопределённом им. Для меня это была некоторым образом новость, потому что, я, конечно, всегда читаю биографические справки любимых поэтов в специально отведённых для этого местах, но такие вещи у меня вылетают из головы через минуту – мало ли кто где учился и кем работал, и какое это имеет отношение к стихам? На самом деле, разумеется, имеет – ещё одно доказательство того, что литература – это и жизнь, и про жизнь, что у каждого слова и каждого прожитого дня, каждой минуты – едина плоть. Отвечая на вопрос, как ему показался сегодняшний экс-Горький, Михаил Айзенберг заговорил прежде всего о воздушном пространстве нашего Арсенала – это тоже не случайно.
Наверное, лучше любой попытки анализа, любого комментария будет просто дословная расшифровка видеозаписи вечера, слова поэта:
«Пространство – это общая вещь для всех искусств. И умение чувствовать, в первую очередь, умение чувствовать пространство – потому что пространство – это вещь, для которой у нас нет языка. У нас нет терминологии для пространства. А то, для чего нет языка, как бы и не присутствует в сознании. Мы видим то, что мы мыслим. Это отсутствие терминологии для пространственных ощущений, оно очень затрудняет общение с этим предметом. Но это не значит, что у нас нет чувств для пространства. Это ещё не атавизм. Умение чувствовать пространство и умение как-то структурировать это чувство, мне кажется, очень помогает в том числе и в писании стихов».
Хочется добавить, что это особое – невыговариваемое, потому что буквально, как сказано выше, нет слов, но выговоренное, потому что слова нашлись, чувство пространства у Михаила Айзенберга оказывается чувственностью пространства. Его стихи, его пространство – не геометрия, но физика, не только наполненность и протяжённость, но поэзия структур и фактур, плотных и невесомых соприкасающихся поверхностей.
Время движеньями круговыми
учит выстраивать укрепленье
в воздухе без опоры.
Кстати, о времени. Если поэт остаётся собой на протяжении десятилетий, остаётся верен своему языку и своему взгляду, это отнюдь не значит, что взгляд по времени скользит, не замечая изгибов, не цепляясь за шероховатости. За десять лет между первым и вторым нижегородскими вечерами Михаила Айзенберга всё вокруг нас поменялось. Внутри нас поменялось не всё. Или, может быть, ничего не поменялось. Именно та речь, которой было позволено собой остаться, и может рассказать об этом честнее всего.
Двор сверкает антрацитом.
От границы до межи
тёмный блеск его просыпан.
В землю воткнуты ножи.
Скачут кони из орешин.
На земле блестит слюда.
Мы ещё земли нарежем,
раз никем не занята.
Из-под пятницы суббота.
Позади попятный двор.
За полгода два привода.
Кто не спрятался, не вор.
Не один в потешных войнах
изменился на глазах.
Кто ты? Часом не разбойник?
Или родом не казак?
Ножевой бросок небрежный,
нитка тонкая слюны
не такой уже потешной
дожидаются войны.
В темноте таится недруг,
непонятен и жесток,
он стоит ногами в недрах
и рогами на восток.
Или детство видит скверно,
цепко в памяти держа
что-то острое, наверно,
если режет без ножа.
«Стихотворение, написанное года четыре тому назад, но как-то вот неожиданно актуальное», – сказал об этом тексте автор.
Евгения Риц
Нижний Новгород,
Б/У,
«Антология-XXI»,
Айзенберг
08.06.2015, 4978 просмотров.
