Автор текущей заметки, предпочитал, всякий раз берясь за подобный труд, обозначать главного героя вечера во фразах типа «имярек предварил чтение» не именем + фамилией и тем более не по фамилии только, а именем + отчеством, либо именем, если позволяет возраст или близость знакомства. Соответственно, автор поставил себя перед нелегким выбором: «Сергей Геннадьевич», «о. Сергий» или все-таки, скрепя сердце, «Сергей Круглов»? С одной стороны, свою книгу поэт и священник о. Сергий Круглов представлял, как-никак, в качестве литератора. С другой стороны, пользуясь уже почти что термином, «отмыслить», священника от литератора в данном случае было бы не совсем честно. Не по чину «громко» прозвучит, что и в своих верлибрах, малой прозе и прочих публичных высказываниях (о чем ниже) о. Сергий, по сути, продолжает то же самое дело служителя и пастыря. Безусловно, в творчестве Сергея Круглова находят отражение «профессионально» близкие ему темы и мотивы. А вот двойная идентичность как особый, немного «странный» статус порой отражается, осмысляется, подвергается иронической саморефлексии … Что касается до автора текущей заметки, то он счел наиболее правильным варьировать обозначения. Итак, прежде, чем начать, Сергей Геннадьевич полушутливо прокомментировал новизну своего появления с книгой прозы, а не стихов, тут же оговорившись, что между прозой и поэзией по существу нет разницы. Высказывание, спорное с точки зрения филологической науки (и получившее развитие под конец вечера, о чем, опять-таки, ниже), впрочем, можно было истолковать как жест временного снятия любых строгих границ и оппозиций, задающий всему дальнейшему тот пафос, что слышим и в поэзии Сергея Круглова. Пафос не то чтобы терпимости ко всякой произвольной, причудливой, даже непрочной форме человечного, но скорее нежности к ней. Так, пронзительный (и не выпадающий из общего тона книги) текст «Антарктида» был предварен пересказом фантастичной интернетовской «утки» о том, что, дескать, бойцы Майдана крадут пингвинов в зоопарке, и заморозив, используя их тушки для строительства баррикад. Эта вызвавшая дружный смех преамбула ничуть не помешала услышать прочитанный затем текст (назвать ли этот смех «заведомо катарсическим»?…). На протяжении всего вечера не прорвалось ни одной излишне серьезной ремарки. Духовное под маской душевного – вот, пожалуй, главный «прием» (отвлекаясь от филологически точного словоупотребления) в текстах о. Сергия Круглова. Будь то верлибры, поэтическая проза «Птичьего двора» или записи в блоге, составившие еще более новую книгу «Стенгазета», фрагменты которой тоже были зачитаны. Когда настал черед вопросов аудитории, Данила Давыдов (помимо него на вечере присутствовали Мария Галина, Кирилл Корчагин и др.) вернулся к парадоксальному на филологический слух заявлению о том, что между прозой и поэзией нет разницы, и высказался в таком роде, что применительно к текстам Сергея Круглова оно как раз правдиво. Потому и спросил о. Сергия, чем тот руководствуется, записывая строки либо в столбик и получая верлибр, либо нет и получая прозаическую миниатюру. Сергей Геннадьевич ответил, что здесь никакого принципа – чистой воды «вкусовщина». Станет текст стихами или прозой зависит от того, что послужило камертоном дню: книга, наугад снятая с полки, песенка, крутящаяся в голове… Точно так же и стихотворные цитаты в прозаическом тексте (второй вопрос Давыдова касался их) не играют какой-либо структурообразующей роли. Куда же мы без цитат, констатировал о. Сергий. Человек – одна большая гиперссылка. По некотором размышлении автор заметки оценил остроумие этого парафраза. Парафраза формулы, известной и верующим, и атеистам, узнавание или неузнавание которой оставляется на волю читателя. Марианна Ионова
Виндзор Паб,
Арго-Риск,
Круглов,
Презентация
04.02.2014, 5431 просмотр.
