29 ноября в Париже скончалась Наталья Евгеньевна Горбаневская. Печальная новость немедленно облетела СМИ, отдавшие дань памяти известной правозащитнице, участнице диссидентского движения. При всей значимости общественной работы Горбаневской мы вспоминаем ее прежде всего как большого поэта и тонкого переводчика, в котором парадоксальным образом сочетались масштаб собственного дарования и живой интерес к разнообразным проявления чужого творчества. За последние годы мы имели честь представлять на своих площадках несколько книг Горбаневской (о том, как это было: http://kultinfo.ru/novosti/23/53/55/442/ ; http://kultinfo.ru/novosti/23/53/57/570/ ; http://kultinfo.ru/novosti/1319/ ; http://kultinfo.ru/novosti/1412/). Очередной вечер должен был состояться в начале декабря – буквально на днях Наталья Евгеньевна сообщила, что планирует приехать в Москву…
Невосполнимая утрата. Скорбим.
Дмитрий Кузьмин
Я прочитал стихи Горбаневской в пятнадцать лет: убежал от мамы к отцу, которого не видел с дошкольного детства, переночевал у него в кабинете на диване, а утром обнаружил у изголовья переплетенный самиздатский томик со стихами начала 60-х: Стрелок из лука, стрелок из лука, стрелок, развернутый вперед плечом, она трепещет, твоя разлука, оставь её, вложи в колчан… За нами не пропадёт – дымится сухая трава, за нами не пропадёт – замерли жернова… Всё равно потом нипочём не вспомнят – был ли Данте гвельф или гибеллин, и какого цвета флаг, и был ли поднят, и в каком огне себя он погубил… Наверное, добрая половина того томика осталась в моей памяти навсегда. И потому возможность выпустить спустя 15 лет одну из первых книжек Горбаневской в России — не говоря уже о возможности спустя 25 лет привести к ней в гости мою маму, её ровесницу (тоже, как выяснилось потом, помнившую её стихи с юношеских лет), или, в другой парижский приезд, по её прямому предложению залезть к ней в квартиру прямо через окно, чтобы не обходить со двора, — всё это было для меня
В ней была поразительная способность понимать и принимать многое, в том числе предельно далёкое от её собственных творческих пристрастий, — от Ильи Риссенберга до Данилы Давыдова. Причем это было совершенно естественно, без усилий над собой, не потому, что мэтру полагается известная широта натуры, а от естественного живого интереса к мирозданию во всём его разнообразии. И — редкость — в этом интересе совершенно не было жажды увидеть в другом собственное продолжение. Но, правда, и собственный поэтический дар Горбаневской был из числа уникальных: то, что случается вопреки очевидной логике развития национального стиха, то, что нельзя ни повторить, ни продолжить. Особенно поздние стихи, питавшиеся из источников, о которых вроде бы давно можно было забыть: от малых фольклорных жанров до тютчевского лирико-философского фрагмента, — но за счет какой-то удивительной интонационной точности и лёгкости удерживавшие отчётливое ощущение теперешнего времени.
Потому и чувство утраты теперь — не у круга присных, не у наследников и продолжателей, а по всему полю современной русской поэзии: Горбаневская всем была своя.
Может быть, последняя прижизненная публикация стихов Горбаневской — открытая 1 ноября её страница в международном архиве авторского чтения поэтов: http://www.lyrikline.org/de/autoren/natalya-gorbanevskaya Этот голос останется с нами навсегда.
Данила Давыдов
Наталья Евгеньевна была мне другом, учителем и помощью. Глупо говорить о роли великих поэтов кратко, а она была великим поэтом. И глупо говорить о великих людях кратко, а она была великим человеком. Невозможно представить, что мы потеряли, и я, атеист, молюсь по-христиански за нее.
Дмитрий Строцев
Ясный свет. Беспримесный. Наташа. Так попросила себя называть. Влетела взъерошенными воробьем. Вошла морской походкой. Обняла как мама весь поэтический стан. Ни капли подозрения, ни тени сомнения – ни в ком. Будьте. Дышите. Господь среди нас.
\
Лев Оборин
Совсем не знаю, как объединить то, что сейчас в голове, что сейчас вспоминается о Наталье Горбаневской. Я несколько раз писал о ее стихах – невозможно представить без них русскую поэзию, это как будто изъять из музыки несколько музыкальных приемов. Ольга Зондберг запостила у себя старое стихотворение Н.Г (http://hmafa.livejournal.com/599100.html) – сколько в нем силы! И эта сила не уходила до самых последних ее стихов, а, кажется, только прибавлялась.
Хорошо написал два года назад Валерий Шубинский: «Пишу – и самому не верится, что речь идет о книгах семидесятипятилетнего поэта. Настолько витален его мир. Настолько нет в нем даже намека на ностальгию по уже пережитому, уже сказанному. И это правильно: у Горбаневской много хороших стихотворений в прошлом, но, может быть, лишь сейчас она стала писать в полную силу, отмеренную ей тем, кого она не без эпатажа называет в своих стихах „Начальником“ и „Хозяином“. Может быть, именно к этим стихам шла она полвека».
Я бы сказал, что это набор силы был медленным и неуклонным, а если силу заменить высотой, то Н.Г. начала сразу с очень высокой ступени – и все поднималась, поднималась. Такое совсем не всегда бывает с поэтами, даже очень хорошими. Может быть, ей помогала легкость: она не написала, кажется, ни одной тяжеловесной строки. Например, классическое «Послушай, Барток, что ты сочинил?» – более классичное, строгое, чем ее позднейшие стихи, где серьезность прорастает сквозь искреннюю игру, но и в нем вдруг: тирим-тарам, тири-тири-ли-ли. Тогда музыка передавалась звукоподражанием, затем ей это уже было не нужно: она передавала ее словами. Обилие субстантивированных частиц, предлогов, местоимений и междометий в ее недавних стихах ( «Штойто и Ктойто, и Либонибудь…», «эти сверх и без и меж»), кружение вокруг того, что невозможно описать, – тоже явления совершенно музыкальные.
Мы с ней последний раз переписывались два дня назад: она сказала, что в своей недавней статье я написал хорошо о человеке, который этого не заслуживал. (Речь идет о времени еще советском.) А еще за несколько дней до того она написала, что приезжает в Москву в начале декабря. «Значит, увидимся», – обрадовался я. Ответила: «До скорого:)».
А оно вот как.
Не могу даже описать, что сейчас чувствую. Горе. Но она – точно из тех, кто не будет забыт. Спасибо за все.
Постараюсь написать несколько личных воспоминаний о ней.
Игорь Белов
Год тому назад во Вроцлаве Наталья Горбаневская – Наташа – предложила мне перейти на «ты» и выпить на брудершафт по рюмке водки. Первое время я страшно стеснялся обращаться к этому легендарному, очень живому и фантастически обаятельному человеку вот так запросто, по имени. Я вообще-то не люблю говорить «ты» людям старше себя. Но в случае с Наташей это получилось
Я, разумеется, прекрасно понимал, с кем меня свела судьба сначала в Живом журнале, а затем и в реальной жизни. Но, повторюсь, мало в чьей компании я чувствовал себя так непринужденно и весело. Мы могли спорить, часто не соглашаться друг с другом, особенно когда речь заходила о литературных пристрастиях. Наташа была человеком веселым и резким – кого-то, я помню, это даже отпугивало, а мне страшно нравилось, что уж на нее-то точно можно рассчитывать, если хочешь услышать правду, пусть даже и не самую приятную. Она никогда не держала камня за пазухой. И всегда говорила только то, что думала – и я ей из-за этого страшно завидовал. Я, например, так не очень умею – что ж, видимо, придется учиться.
А поучиться у Наташи было чему. Я потерял Учителя, которому доверял абсолютно, и не только в том, что касалось техники перевода, умения передать на родном языке то, что, казалось бы, непередаваемо. Разумеется, я дико гордился, когда в «моих» текстах, которые Наташа потом редактировала, вдруг не оказывалось ошибок и переводческих «ляпов». Но самое важное – Горбаневская была, пожалуй, лучшим примером того, как вести себя с достоинством. У нее, потрясающего поэта и прекрасного переводчика, был абсолютный слух, чувствительный к самой незначительной фальши. Она на дух не переносила как фальшивые строчки, так и фальшивых людей – гэбистов, стукачей, провокаторов и подонков всех мастей. Они, разумеется, платили ей тем же. Однажды она посмела выйти на площадь – и, казалось, ни уходила оттуда никогда, всем своим примером показывая, что есть в мире сила выше силы государственных мышц.
Не так давно я вдруг заметил, что, переводя для журнала «Новая Польша» очередную статью или стихотворение, я всякий раз, отмечая про себя какие-то наиболее удачные места в переводе, думаю так – Наташа это оценит, Наташе эта строчка обязательно понравится. И безумно горько, что теперь я навсегда лишен этого ни с чем не сравнимого удовольствия. С тоской вспоминаются теперь наши парижские посиделки, споры и дурачества, Наташа, такая миниатюрная и трогательная, с детской улыбкой и пронзительным взглядом светло-серых глаз. Боюсь, теперь этот мир никогда уже не будет прежним, а будет становиться только хуже – если мы не возьмем себя в руки и не научимся любить, бороться и прощать так, как это умела Наталья Горбаневская.
Светлая тебе память, Наташа.
01.12.2013, 7031 просмотр.
