Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Презентация книги «Как мы читаем» (М.: Эксмо, 2021)

«Лёгкая кавалерия» в Музее Серебряного века, или Взгляд со стороны на мустангеров литературной критики

Я о чувствах. Только о чувствах, не о высоких материях. Потому как состязаться с «кавалеристами» дураков нет; их много — команда, они сыгранные и умные. А ты — одиночка, ты — рассеянный с улицы Бассейной. Как иначе назвать человека, который за один только день в предвкушении музейного вечера дважды критично рассеивался? То за сковородку раскаленную рукой взялась, то ремень безопасности дверью прижала, он гремел всю дорогу до Дома Брюсова и вызывал недоумение: «Пальцы стучат?»
А дом вовсе и не брюсовский; чаеторговец Баев — известный в московском старообрядчестве купчина — обижался: «Брюсовым только квартиру сдаю, а весь дом ихним зовут».
Нарочно раньше пришла — по выставке пройтись. Хорошо знаю внутреннее расположение комнат, ориентируюсь в экспозиции. В отличие от кабинета Валерия Яковлевича, куда обычно заглядываю мельком — отметиться, долго провожу время в зальчике, где в музейном сожительстве пребывают Волошин, Рейснер, Пастернак, Цветаева, Ахматова. Борис Леонидович переглядывается с Мариной Ивановной и Анной Андреевной — у него ракурс выгодней, дамы друг друга настойчиво не замечают. Про голову Пастернака и историю её создателя — скульптора Зою Масленникову — писала эссе, потому периодически проведываю злосчастную голову. Стоит. Но выражение лица у Бориса Леонидовича всё более потерянное с годами.

Мой приход загодя вероятно нарушил репетицию «кавалеристов». Критики перед разговором о разных умных вещах, о поиске критериев качества, о хорошем литературном вкусе, о практиках чтения намеривались, видимо, командой отладить роли. Театральное действо ставить — не критику наводить, тут дело не шуточное, тем более злободневная трагедия «Муха-Цокотуха».

Хотела уйти, переждать где-то до начала. Но на улице дождь — осталась. И уже легенду себе придумала: вот спросят, вы кто, собственно, скажу — малярша. Почему малярша? А я почём знаю? Пришло.

Но милые критики лишь ненавязчиво косились, деловито решали оргвопросы, переставляли самовар с места на место, клеили усы гусару то на мёд, то на двусторонний скотч — усы держаться отказывались. За слишком казачьи усы у гусара наших героев потом пожурит старшее поколение критиков — достанется от главреда «Вопросов литературы» Игоря Шайтанова; неприкасаемых нет. Пока же гусар репетировал чечётку и свист, остальные проводили кастинг на роли комара, таракана и паука. Тараканов разбирали охотнее, пауком-Кузьминым быть никто не хотел, а в комара пришлось гусару перевоплощаться.

Незаметно зал наполнился публикой. И дождь прошёл. И «Муху-Цокотуху» сыграли забористо, по старокавээновски. В тараканах, кажется, был изображён Сергей Чупринин, в комаре подразумевался Константин Комаров, он-то и спас Муху-Елену Погорелую-Поэзию (или всю русскую литературу?) от злодея-паука — Анны Жучковой, которая была вполне органична в роли Дмитрия Кузьмина и убедительно гибла под виртуальной комариной сабелькой.

Совершенно нескучным оказался разговор о книге «Как мы читаем». Прав Владимир Иванович Новиков, ныне синтезируем то, о чём недоговорили ровно сто лет назад в 1921-м такие же литераторы и критики, также искренне искавшие критерии качества и практики чтения. Только тогда они были стреножены временем, одомашнены, сосчитаны и привязаны к одному стойлу, как бы им ни хотелось обратного. Нынешние же, сколько бы не говорили вслед за оппонентами, что утверждение закрывает смысл, что мысль ушла, что критика истончилась, что критик стал добрым и выбирает между хорошим и отличным, чураясь плохого, нынешние всё же намного свободней во внутреннем выборе своём, менее управляемы и «более склонны к побегу». Дик этот мустанг, даже в табуне. Вольнолюбив мустангер.

И всё же о чувствах. Как бы ни был зоил безжалостен, он так же сентиментален. Веришь во взрослую мужскую нежность, когда на «капустную» постановку зрелый бородатый дядечка (Комаров) отвечает: «Я плакал, растрогался, не стесняюсь слёз».

Все они, эти наши язвительные, злоречивые насмешники — светлые люди; другие не сыграли бы так дурашливо и непосредственно детскую сказку-мелодраму про Муху. Все они, потусторонние злоехидны (по ту сторону журнальных страниц) на самом деле оказываются совершенно милыми людьми, со своими, так похожими на жертв их инсинуаций, личными проблемами и естественными желаниями, с теми же врождёнными чувствами разграничения добра и зла.

В закоулочках старинного баевского (не брюсовского!) особнячка спешно и смущённо под стать обстоятельству обменялись мы с Владимиром Ивановичем впечатлением о типичности расположения комнат. Мне вспомнилась схожая рекогносцировка и в Борисоглебском, 6. Владимир Иванович нашёл, что я права, но продолжить мы не успели; он уже терпеливо отвечал на звонок жены, заботливо интересовался, всё ли в семействе благополучно в настоящий момент? да-да, понимаешь, тут в очереди…старинные особняки, знаешь ли…такая особенность…

Так я о чувствах. Нет, не удастся убедить в отсутствии у нас литературной критики. Ну я же их видела. Слышала. Наблюдала. Восторгалась душой и светом. Некоторые вдвое меня младше, а умом втрое шибче. Если критики есть, то как же критики нету?

Галина Калинкина

Музей Серебряного века 

04.07.2021, 1225 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru