Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Презентация книги Фаины Гримберг (Гаврилиной) «Повесть о верном школяре и восточной красавице» (М.: Русский Гулливер / Центр современной литературы, 2018)

Человеческий голос

В Музее Серебряного века прошла презентация поэтической книги Фаины Гримберг, изданной «Русским Гулливером». Книжку представляли руководитель проекта Вадим Месяц и редактор поэтической серии Андрей Тавров. В связи с событием и вообще с поэзией Фаины Гримберг хочется сказать следующее.

Почти любое стихотворение Фаины Гримберг — драматический монолог, который может быть закончен лишь тогда, когда закончится сама пьеса. Почему речь идет о драматической форме (хотя и редуцированной до одного голоса-актера)? Да потому что стихи написаны на голос. Они отчетливо прослеживают свое происхождение, восходя к искусству «женского говорения-песни», которое сама автор выделяет как уникальное качество именно женского начала мира. Это, конечно же, подтверждают плакальщицы, восприемницы родов, женские хоры, цыганские гадания, женские сетования (от Ярославны из  «Слова о полку» до, скажем, монопьесы Жана Кокто «Человеческий голос»), ощущение Земли как Матери, ощущение связи женской природы со смертью и воскресеньем (Есть женщины, сырой земле родные… / Сопровождать воскресших и впервые / Приветствовать умерших — их призванье….). Женский голос в этой области всегда ощущается как голос звучащий, а не записанный на бумаге, а если и записанный, то все же в параллель звучанию, ибо этот голос древнее письма и древнее способа молчаливого чтения стихов с листа бумаги.

Драматическое стихотворение Фаины Гримберг не предполагает диалога, оно всегда принципиально монологично, и если и допускает намек на далекое многоголосие, то только внутри своего же собственного основного русла. Поэтому те, кто мог бы ответить героине, проговаривающей этот монолог, всегда остаются за кадром. Это те актеры, которые всю пьесу — слушают, и в этом заключено их участие в ней. В кадр же попадает бесконечное (энциклопедическое количество имен, фактов и событий), грозящее перевести сказываемое в некоторую смысловую дробность. И все же этого не происходит.

Что же создает единство поэтического говорения, не дает множеству смыслов разбежаться? Сам процесс говорения, сказывания. Этот процесс также является и целью стихотворения ( «Цель поэзии — поэзия»). Говорение, «дление голоса» встроено в стихотворение, хочется сказать, еще до его появления — слова заходят в поток, который бежит все время и готов их принять, только вот надо суметь их совместить.

«Повесть о верном школяре и восточной красавице», представленная на вечере, — это «история одной семьи в разных временах» по определению самой Фаины Гримберг, и это отчасти также история татарской, еврейской и русской культур, взятых в их семейном аспекте.

Техника написания «монологов» напоминает византийскую технику плетения словес с ослаблением формально-риторического фактора. Тем не менее, тема стремится быть исчерпанной не намеком, не умолчанием, не формулой, а именно что множественностью, избыточностью речи, посвященной героине и ее мужьям, семье.

И встроена их история в голоса фактов, предметов, исторических реалий, цитат (явных и скрытых), как поздние византийские иконы встроены в изысканные драгоценные оклады с помощью ювелирного искусства. Ими восхищался в свое время Йейтс, придумавший Византию, которой не было, но которая не только возникла после его знаменитых стихотворений как плодотворная мифологема, но и продолжает оставаться формообразующим поэтическим мифом до нашего времени.

Как и в случае византийского искусства иконы, возникает некоторое напряжение между желанием рассмотреть «искусство драгоценного оклада» и желанием постигнуть более древний по происхождению и главный по смыслу — лик.

Но плетение словес как раз и снимает это противоречие своей катафатикой — бесконечным, избыточным перечислением свойств и признаков изображаемого (словом и голосом, в данном случае) до тех пор, пока слова не кончатся, исчерпавшись и исчерпав воображение слушателей. Пока они не признают на деле и очевидно свое бессилие перед предметом изображения и речи. И тогда он сам, уже несловесный, но подготовленный этой формой гимна-сказа, должен предстать, проявиться перед внутренним взором читателя. Продолжив аналогию с иконой — это тот самый миг, когда драгоценные камни оклада оценены, пересчитаны и сдвинуты в периферию восприятия, а лик — ожил, войдя во внутреннее зрение слушателя-зрителя. Не хочу сказать, что это прослеживается так же точно в случае «Повести о верном школяре», но уверен, что аналогия имеет место.

Когда же наступает момент исчерпанности? Вероятно, как раз когда книжка представлена, голос автора, читающий стихи, отзвучал, и слушатели держат крошечную паузу, прежде чем аплодировать.

А потом возникает начало следующей книжки…

Андрей Тавров

Русский ГулливерМузей Серебряного века 

10.03.2019, 2030 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru